Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
Путилин сидел за столом, подкрутил колёсико у лампы, и стало светлее, хотя тени продолжали волнами наполнять углы. Бумаги убрал и положил руки на столешницу в ожидании человека из «Заведения».
– Иван Дмитрич, разрешите? – спросил Соловьёв, открыв дверь.
Путилин только кивнул.
– Проходи, – пропустил вперёд незнакомца.
– А тут у вас не жарко, можно и околеть, – незнакомец поёжился и запахнул полушубок на груди.
– Пожалуй,
– Я б без приглашения домой пошёл…
– Люблю шутников, однако.
– Иван Дмитрич, я … – начал было Иван Иванович, намереваясь сказать, что будет за дверью.
– Не надо. – отмахнулся Путилин, – самовар кипит внизу. Озяб, наверное?
– Есть немного.
– А я бы от горячего не отказался, – подал голос незнакомец, переминаясь с ноги на ногу посредине кабинета.
– Это уж потом, хотя, – и обратился к Соловьёву, – Иван Иваныч, нам бы по стаканчику.
– Хорошо, ещё что—нибудь?
– Ну, не мешало бы и, – потёр руки незнакомец.
– Ну, ты, братец, губы—то не раскатывай. Здесь не трактир, – Путилин погрозил пальцем. – да ты не стой столбом, садись поближе, вот для тебя уж стул стоит.
– Благодарствую, – незнакомец подошёл к столу и сел на стул, – как я понимаю, разговор долгий, а в ногах правды. Как говорится, нет.
– Правильно мыслишь. Знаешь, где находишься?
– А как же! Кто ж в городе не знает, где находится сыскное.
– Тогда и меня признаешь?
– Если бы и не признал, то наслышан.
– Значит, мы знакомы.
– Можно и так сказать.
– Раз знаешь, как меня зовут и мою должность, то и я должен твои знать. Согласен?
– Отчего и так понятно. Я – Васька Пилипчук, на Обуховском слесарю.
– Что ж, вот и познакомились.
– Тогда не хочу разводить канитель, ты мне скажи, кто тот второй, с которым ты в «Заведении» сегодня был?
– Так меня из—за него? – Успокоился Василий, даже откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу. – А я—то, – Пилипчук прикусил язык, словно что—то лишнее сказал.
– Он, – Иван Дмитриевич сделал вид, что не заметил оплошности собеседника. Путилина больше интересовал собутыльник Василия по «Заведению», а не он сам.
– Что он мне брат, сват? – Посмотрел в глаза Ивану Дмитриевичу, ища поддержки, что ничего нового в сыскном он не расскажет, в особенности про себя. – сдался он мне? – И пожал плечами.
– Верно говоришь,
В раздался стук и дверь отворилась, Соловьёв прошёл в столу, неся в руках два стакана, вслед за ним вошёл Жуков с двумя тарелками: на одной лежал колотый сахар, на другой – сушки.
– Как там Иван Андреевич?
– Доктор сказал, ничего страшного, день—два отлежится и будет целей прежнего, – произнёс Соловьёв.
– Ну и ладушки.
– Наша помощь нужна, – Иван Иванович покосился на Пилипчука.
– Благодарю, – на лице Путилина расплылась добродушная улыбка, напряжение спало, сердце болело за Волкова. Каждый сотрудник был Ивану Дмитриевичу сродни родных детей и под нож вместе, и под пули.
После того, как дверь затворилась за сыскными агентами, Путилин произнёс:
– Что ж ты? Бери стакан, пока горячий. Так как ты говоришь, приятеля твоего зовут?
– Да и не приятель он мне, – Василий поднёс с исходящим паром чаем
стакан к губам, – а так знакомец. Я уж не припомню, то ли он ко мне подсел, то ли я к нему. Иной раз, как встретимся, полуштоф – другой за беседами и разопьём.
– И давно так?
– Года с два, наверное, будет, – остановил Василий на полдороге стакан и свёл брови у переносицы.
– Давненько.
– Гришка – шибутной, в столице наездами бывает, но частенько.
– Значит, Григорий.
– Да, Гришка Шустов.
– И где он обитает?
– В последнее время ночует у зазнобы.
– Василий, – развёл руки Иван Дмитриевич, – все из тебя клещами тянуть должен.
– Да я что. – торопливо произнёс Пилипчук, – то ли в Ревельском переулке, то ли на Дровяной.
– Так на какой?
– Не помню я, не помню, – задумался, – во, – обрадованно чуть ли не закричал Василий, – в митковском доходном доме. Точно в нем, он ещё на Фонтанку фасадом выходит.
– Он не собирался уезжать из столицы?
– Нет, у него тут дело осталось.
– И какое? Василий, чудно, то рассказываешь все, то таишься, как красна девица. Иль сам в чём замешан?
– Господь с вами, господин хороший. Ну, разве ж я поход на душегуба? – И опять, как
прежде, прикусил язык.
– Я ж не говорю. Что ты – душегуб, но вот твой знакомец…
– Да не знакомец мне он, – теперь с жаром произнёс Пилипчук.
– Хорошо, пусть так, не знакомец, – согласился Иван Дмитриевич, – и Тимошка не знакомец.
– А его вообще я не знаю.
– Но, что произошло в Шуваловском, он же рассказывал?
– Хвастал, – опустив голову, выдавил из себя Василий.
– А ты говоришь не знаешь!
– Что мне его покрывать?
– Верно, – подсказал Иван Дмитриевич.
– Я сам по себе, они сами по себе. Что мне от них? Верно?
– Правильные слова говоришь.
– В Шуваловский Тимошка придумал заманить одного с деньгами под видом поисков нового дома, вот они. – он прервал излияния, но потом махнул рукой, – там его верёвкой и…