Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая
Шрифт:
Петр знал, что сейчас в его любимом Амстердаме именно такая погода и что надо бы поберечь себя – годы давали знать! – и совсем уж собрался домой, но тут дело особой, как он считал, важности, вынудило царя задержаться к собственному неудовольствию и к неудовольствию всей челяди. К тому же надо было добиваться кредита для армии, что стояла неподалеку и уже несколько месяцев не получала жалованья, да и с харчами случались перебои все из-за тех же денег, вернее отсутствия таковых. Все то возбуждало глухое недовольство и ропот среди служивых. А царь пуще всего боялся того ропоту, зная не понаслышке, что это такое еще со времен
Конечно, Петр уже через неделю после исчезновения сына понял, что тот сбежал, но все же теплилась надежда, что Алексей по молодечеству решил покутить, поколесить по Европе или же остановиться у какого-нибудь ученого мужа, чтобы поговорить с ним на философические темы. Но прошло более двух месяцев, а сына все нет, как сквозь землю провалился. Значит, все-таки сбежал.
Боже мой! Срам-то какой! Российский царь, армия которого громыхает сапожищами по всей Европе-матушке и наводит страх на европейских политиков, победитель шведского грозного Карлы, вдруг ищет собственного сына, который от него сбежал! В глазах просвещенной Европы, какому надобно быть тирану, чтоб такое могло случиться с наследником престола могущественной страны! Какой позор! Немедленно разыскать уничтожить, разорвать на куски изменника, государственного преступника! Неужто не понимает, обалдуй, что сие есть не семейное дело, а дело державное.
Выходит, напрасно дрожат европейские монархи, не так страшен черт, как его малюют, вон даже сын его не слушается. Кровь закипала в жилах царя при сих мыслях. Он все еще не мог до конца понять, как такое могло случиться, что сие все значит, как сей засранец посмел его – царя и отца – ослушаться. Неужто опять заговор? Ежели так, то сие пострашнее всех прежних заговоров, здесь сам наследник участвует, и надобно признаться, Алексей способен возглавить бунт против собственного отца. Эдакий новоявленный Аввесалом.
Неотвязные мысли лезли и лезли в голову, как ненасытная, неистребимая саранча, и не остановить ее никакими гренадерами у дверей, никаким взводом и даже целой армией. Ничего так не боялся российский божок, как сих проклятых мыслей и долгих, невыносимых в своей протяженности одиноких ночей с их кошмарами и явными до ужаса видениями прошлого. Потому и оттягивал Петр Алексеевич до последней возможности пугающие минуты отхода ко сну, чтобы разом забыться и не видеть ничего до утра.
Вот и ходил маятником по комнате, иногда завистливо поглядывая на своего денщика Ивана Орлова, беззаботно, молодо посапывающего на огромной изразцовой печи. »Хозяин мается, – мрачно раздумывал Петр, – а слуга, как ни в чем не бывало, дрыхнет. Хорошенькое дельце!», хотя сам разрешил прикорнуть денщику.
–Ванька! – тихо, для проверки, позвал царь.
Голова, как заведенная, быстро поднялась.
–Ась, Ваше величество? – сна, как не бывало.
–Я-тте дам «ась». Ты зачем, подлец, спишь? Я тебе прикорнуть позволил несколько минут, а ты что?
– Бодрствую, Ваше высочество. Токмо глаза прикрыл. Ну и придремнул слегка, –добавил денщик, видя, что от правды некуда деться.
–Я–тте покажу чуточку, а ну слазь.
Юный офицер проворно соскочил с печи и вытянулся во фрунт.
–Чтоб тебе легче было дежурить, ходи строевым шагом.
–Будет исполнено, Ваше величество.– отгорланил Ванька и стал печатать шаг от стены до стены.
Под мерный топот сапог царь продолжал свои невеселые думы.
–Я для чего приставил тебя к себе, дурья твоя башка? – вдруг спросил Петр.
–Не могу знать, Ваше величество, по глупости своей,– отчеканил Орлов, продолжая шагать.
–Верно отвечаешь, – сказал царь. – Никогда не вздумай щеголять ученостью. Сие хуже всякого пьянства, ленности, бабства и даже трусости. Начальство должно чувствовать себя умным в твоем присутствии, иначе у него исчезает уверенность отдавать приказы, а сие смерти подобно. Дураки более нужны умникам, чем умники дуракам или другим умникам – запомни крепко сие. Я вас беру, чтоб научить усердной службе. А вы, чтоб учили других без всяких послаблений и с решительной твердостию.
–– Так точно, ваше величество, с решительной твердостию, – радостно вскинулся Орлов, уже усвоив, что лесть никогда не помешает.
–– Молчи, дуралей, и слушай, – продолжал царь, следуя своим мыслям.– После умничанья самое неразумное – то жалость и доверчивость. Сие надобно истребить напрочь в своей душе. Никого никогда не жалей. Поступай, в первую голову, так, чтобы было выгоднее отечеству и, следовательно, тебе. Ни на кого не обращай внимания – пусть хоть дохнут, ежели противятся государственной воле. Ежели каждому будешь стараться угодить – пиши пропало.
–– Будет исполнено, Ваше величество.
–– Попробуй не исполнить, – мельком буркнул Петр, скорее для себя, и продолжал мысль. – Человек есть ложь, сказано в библии. Так оно и есть на самом деле. Люди лживы, наглы, умеют подлаживаться, умеют выставить сто резонов, зачем им надобно помочь, войти в положение, простить их и тому подобное. Не позволяй себя дурачить, иди строго по своему направлению. Не доверяй никому по тому же правилу и причине. Ежели есть любая возможность – проверь, будь то мать, отец, брат, жена, сын и все прочие. Только в том случае можешь сделать что-то для отечества и для себя. Ежели для отечества – значит и для других. А иначе будет, как с моим Алексеем.
– С Алексеем Петровичем, что ли? – удивился Орлов, для которого авторитет царевича как наследника престола был неоспорим.
–Не твое то дело, – подавил любопытство денщика царь, недовольный, что сам проговорился, – шагай, шагай. Что-то я вижу, ты ногу низко берешь.
Ванька, начавший уставать, снова стал поднимать ногу выше, превозмогая усталость, но ходил все медленней и медленней.
–Поди посмотри, караул не спит ли? – приказал царь.
Орлову хотелось кинуться прожогом за дверь, но он преодолел искушение и строевым шагом вышел.
– Бодрствуют, Ваше величество, – отрапортовал Ванька, возвратясь через некоторое время.
–Долго проверял,– буркнул Петр, – еще раз нарушишь – батогов получишь.
–Ваше величество, – болезненным тоном обратился денщик, сделал паузу и с надеждой спросил:
–Мне продолжать строевым?
–Продолжай, продолжай, – невнимательно ответил государь и потом, словно очнувшись, посмотрел на денщика, – пять батогов за обращение ко мне самовольно. –Доложишь завтра старшему офицеру.
–Будет исполнено, Ваше величество, – кисло ответил денщик.