Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая
Шрифт:
Не обращая внимания на Ваньку, Петр сел за стол, как обычно заваленный бумагами, книгами, инструментами и всякой мелочевкой, когда-то понадобившейся государю и лежащей теперь без надобности. Орлов с мучительной гримасой на лице продолжал вышагивать по комнате.
Петр между тем освободил себе пространство на столе, достал записную книжку, куда он записывал всякие заметки в течение дня о том, что должно сделать в ближайшее время: учинить указы о сальном топлении, об изрядном плетении лаптей, о выделке юфти для обуви, о рогожах, где класть навоз, о сборе всякого негодного холста и лоскутов, чтоб доставлять их на бумажные
–Ты что опять бездельничаешь, лодырь?
– Уставши, Ваше величество. Хожу, токмо вот ноги плохо слушаются, полтора часа уж хожу.
–-Царская служба тяжелая, а ты, небось, у мамки сидел до последнего. Ну ничего, или научишься, или я тебя в полк отправлю, будешь бегать с утра до вечера. Там скорее сил наберешься. Не хочешь пострадать при царе ради своего же росту – пострадаешь безвозмездно.
–– Хочу, зело хочу, Ваше величество.
Царь посмотрел на большие часы-куранты, стоящие в углу:
–Еще полчаса походи и достаточно.
Ноги едва слушались Орлова, а между тем надо было ходить. Каждый подъем ноги давался с трудом и отзывался болью в мышцах. Царь, казалось, ничего не замечал. Его мозг отмечал только шаги, а шаги становились все медленнее и все тише. Петр опять оторвал взгляд от бумаг.
–Что, трудновато? – усмехнулся он.– Ничего. С завтрашнего дня будешь по часу в свободное время упражняться в шаге. Не то скажут: царь поблажку давал, не выучил достаточно строевому шагу, на парадах будешь свой полк подводить. Потому упражняйся. И не вздумай откупиться, сам проверю. Так исподволь и научишься. Три часа будет нипочем.
– Ваше величество, уж ноги не могу поднять. Нету никаких сил, – взмолился Орлов.
–Я тебя на галеры отправлю, – недовольно и вскользь сказал Петр, – там ты скорее сил наберешься.
–Хочу, Ваше величество, очень хочу,– чуть не плача воскликнул Орлов,– дак мочи нету.
–Шагай, коль приказано. Через силу топай, – в голосе царя появилась злость.
Орлов ходил все медленней и тяжелей, наконец, споткнулся и упал. С трудом поднялся. Царь заметил.
–– Кажется, я ошибся, выбирая тебя, – сказал он с темным лицом. – Не приемлю слабаков – лишние люди на земле. Токмо жратву переводят, ничего полезного от них не жди. Ступай ко мне.
Орлов подошел. Справа от царя горела толстая, витая свеча, поставленная в блюдце. Далее освещенного, красного от водки царского лица курился черный мрак.
–Смотри мне прямо в глаза,– требовательно приказал Петр и, схватив денщика за грудки, страшно глянул в самое его нутро. Перед несчастным денщиком вдруг разверзлась чудовищная бездна, в которой, окромя ненависти и зла вселенского, ничего не было. Сей пронзительный взгляд выпил его до дна. Орлову показалось, что перед ним сам Сатана или Антихрист. Денщик зашатался и, наверное, упал бы, но царь его удержал.
– Ступай. Зови Сашку. Тот хоть и дурак, да службу разумеет, – спокойно сказал Петр, отталкивая денщика и снова садясь. – Слабак ты, однако. – Петр был доволен произведенным действием. Он хорошо знал силу своего взгляда и всего, что в нем таится, потому не любил когда кто-то без его ведома смело глядел ему прямо в глаза. Рассказывали, что однажды принцесса Бранденбургская Евгения, наблюдая, как русский варвар чавкает, словно простолюдин, прыснула в кулачок. Петр, мгновенно обернувшись, благо она сидела рядом, вперил в нее свой ужасный взгляд, и принцесса, впитав в себя весь тот кошмар, что сидел во взгляде русского царя, упала без чувств. Никто из немцев ничего не понял, только русские вдруг побледнели и затряслись.
Шатаясь, Орлов вышел вон, и вскоре появился другой денщик – Румянцев Александр Иванович, пятью годами старше Орлова, высокий статный, красавец с круглыми, пустыми глазами и таким же лицом, свободным от всяких прочих мыслей, окромя военных и по женской части.
–Капитан Румянцев прибыл, Ваше величество, – браво доложил денщик.
–Вот что капитан, – царь насмешливо осмотрел его, наизусть зная своего денщика,– тебя шагистикой не прошибешь. Чтоб ты дурью не маялся, не мешал мне и не храпел, как деревенщина, возьми вот библию и читай. – Петр протянул денщику толстую книгу,– читай с двадцатого листа до тридцатого. Да толком читай, уму-разуму набирайся. Спрошу при случае.
Сие занятие для Румянцева было не лучше, чем для Орлова шагистика. Но денщик и бровью не повел, подсел ближе к свече, устроился поудобнее и стал читать по складам, время от времени вытирая испарину от усердия. Орлов же потихоньку, на цыпочках прокрался к печи и уже вскоре тихо посапывал.
Царь, казалось, полностью ушел в работу, но потом не выдержал:
–– Коли ж ты, баран, научишься сносно читать?
–-Ваше величество, не идет мне наука, хоть убейте. Такой я человек. Мне служба по душе. А в Вашем присутствии я окончательно теряюсь, ничего сообразить не могу. Вот и получается, что дурак дураком.
–– Ну, назначу я тебя, к примеру, городничим. Что ты с такой башкой будешь делать?
–– Да, вестимо, Ваше величество: буду требовать порядок.
–– Да как же ты будешь знать, какой нужен порядок?
–– На то инструкции буду получать. И требовать неукоснительно. С решительною твердостию.
–– М-да. Для городничего, пожалуй, достаточно. Ладно. Чтоб через месяц читал сносно и разумел, что читаешь. – Петр бросил перо и вздохнул: – О-хо-хо. У одного нет сил для службы. У другого нет мозгов. Вот и трудись с такими. Слава богу, Татищев смышленее вас обоих будет. Так начинает лезть в такие рассуждения, что и губернатору не по чину. Опять беда. Так что ты там читаешь?
Румянцев читает по складам: «Я прос-тил их, но ка-ро-ю им бу-дет то, что о-ни не вой-дут в земл-лю ха-на-ан-ску-ю, а ток-мо де-ти их…»
–– Дети, значит,– задумчиво повторил Петр, – гм… ну-ну…давай далее.
– Прочитаешь – так не спи, смотри пауков и тараканов,– не преминул напомнить царь.
Смотреть, чтоб в комнатах, где находился царь, отсутствовали пауки и тараканы, было главной обязанностью денщиков в ночное время. Петр панически боялся сих мерзких созданий. Сия напасть, по его предположению, настигла его после первого посещения подвалу в Троицком монастыре, где наспех оборудовали застенок для пытки стрельцов. Когда юный царь ступил на первую мокрую, скользкую каменную ступеньку подвала, он с внутренним содроганием увидел по обе стороны узкого проходу мягкую, серую вату густой паутины и черные панцири мохнатых пауков, терпеливо ждущих свою добычу.