Пилюля
Шрифт:
Сталин повеселел. Плеснул себе коньяка. Выпил. Смотрит, молчит. И тут меня прорвало:
– Василий Иосифович, я могу сделать одно дело с Вашей помощью… Вас все хоккеисты и футболисты благодарить будут.
Сталин погрозил мне пальцем:
– Ты ври, да не заговаривайся. Чего это я им такое могу дать?
– Защитную экипировку. Лёгкую и прочную. Травмы в разы упадут. – говорю, по-американски прижимая ладонь к сердцу.
Генерал потрепал шевелюру, словно подгоняя мысли:
– Ну, ладно. Башка работает (кивнул на меня). Вспомнишь всё потихоньку. Будешь пока у Боброва помощником по вратарям и по этой…
– Жаров. Юрий Жаров, – говорю я привычное с детства.
– Почему Жаров?
– А в такую холодину на воротах о жаре хорошо мечтается…
Все вместе хохочем.
Глава 2
Из газет: В 1950 году начнётся разработка плана по генеральной реконструкции города. Развернётся обширное строительство, как на набережных, так во многих других старых районах Москвы. В недалёком будущем будет построена каменная высотка МГУ. В Лужниках будет создан "Город спорта", который станет вскоре большим спортивным комплексом на набережной.
Я ждал у приёмной, пока старлей получал у Сталина указания насчёт меня. Рядом в курилке дымила красавица-капитан, а вокруг неё, распушив перья в папиросном дыму, "летали" сталинские соколы, вероятно надеясь на удачную посадку. Нравы у военных были простые. Один рассказывал, как штурман обделался во время задания.
– Хорошо пехоте. Можно в сторону отойти. А так маску пришлось надевать. Аж глаза резало.
Толпа загоготала. А седой майор лет тридцати сказал:
– Точно. Мне комдив Осадчий так и говорил: "Хоть обосрись, но дело сделай!".
– Это у вас что ли полк Героев был?
– Точно. Пятый гиап. Мы больше семисот немецких птичек сожгли.
– А на чём летали?
– На "Лавочкиных". В конце войны мы Прагу взяли под колпак. Да у меня фотка есть. Мы на ней спим на новом аэродроме…
Я подхожу, смотрю на пошедшую по рукам фотку.
И правда спят.
А фронтовик продолжает:
– Там почти миллион фрицев в обороне стояло. А чехи-подпольщики вместе с ставшей за них первой дивизией РОА восстание в тылу у немцев подняли. "Власовцы" на немецкую форму надели бело-сине-красные повязки и выбили немцев из города. Только тогда фрицы всю Прагу кровью залили. Восставшие открытым текстом беспрерывно умоляли американцев, что стояли рядом и Красную Армию бывшую за двести километров от города спасти Прагу. Американцы не полезли, а наши ломая укрепрайоны попёрли и утром девятого мая первые танки с боями вошли в Прагу. Потом ещё неделю вокруг города бои шли. А на других фронтах праздновали…
Лётчики замолчали отдавая видимо дань памяти погибшим после Победы.
– А слышали байку про ТУ-2? – спрашивает лётчица.
– Нет, расскажите… – гудят "соколы".
– Женился пилот бомбардировщика на оружейнице из своего полка. И так нажрался на свадьбе, что ничего с женой не сделал ночью. Жена обиделась и утром куда-то ушла. Пилот тоже психанул и поехал на аэродром. Подходит к своей "тушке", а на фюзеляже самолёта краской намалёвано: "ТУ-2, а жену ни разу".
Открылась дверь приёмной. Махнув мне, мол пошли, старший лейтенант представился на ходу:
– Николай Изотов.
– Юрий Жаров, – отвечаю.
– Молоток. В роль входишь – прям артист… Да, мы к артистам едем.
– На "Мосфильм". Дорогу знаешь? – обратился Изотов к водителю, пока садились в машину.
– Бывали на Потылихе, – сказал усатый водила.
Бибикнул, объезжая подошедших, прыгающих от холода немцев, и двинулся в сторону Раменок.
На киностудии состригли мои патлы, нарядили в пронафталиненный френч (с Махно что-ли сняли), сменили ботинки на офицерские сапоги. Главный, которому докладывался мой куратор, после всех пертурбаций довольно крякнул, оценив работу и сказал:
– Всё бы хорошо, если бы походку ещё поменять. (Изотову) В вашем доме офицеров театральная студия есть? Узнайте и запишите юношу на танцы. Тогда мама родная не узнает, – и, встав со стула, крикнул своим, – Работаем, работаем!
Общежитие летчиков представляло собой неказистый длинный двухэтажный дом.
На фоне "Городка художников", послужившего ориентиром для водителя, общага смотрелась уныло. Увидев мою кислую физиономию, Изотов сказал:
– Многие в подвалах и бараках живут. Здесь ещё ничего.
Комендантше тёте Клаве старлей несколько раз повторил, что прибалты уехали, теперь вот этот будет жить в их комнате. Похож мол, но другой человек. И документы скоро будут.
– Ага. ДокУменты позже… Ага, – старушка в пуховом платке многозначительно покивала головой поняв, что дело тёмное и вопросов лучше не задавать.
Поднявшись на второй этаж, вошёл в незапертую комнату. Помещение было небольшим. Дощатый скрипучий пол. Две сетчатых кровати, шкаф, две тумбочки, стол, два стула и табуретка. На стене – гитара. На тумбочке – патефон.
– Годиться, – говорю Изотову, – дальнейшие указания.
Николай удивлённо поднял бровь.
– А говорили, что ты только осенью приехал… Чешешь как по писанному. Молоток. Записывай адрес дома офицеров, – протянул мне листок и карандаш.
Я попробовал записать услышанное, но только порвал бумагу.
– Эх, – сказал Изотов, взял у меня карандаш, послюнявил и написал адрес, – Завтра утром в штаб за документами. А пока вот возьми командировочное предписание.
Разговоры в трамвае.
– Вчера на "Динамо" ходил. Валенки, двое штанов, ватник на шинели… Всё равно к перерыву задубел. Пришлось у разносчика "мерзавчик" покупать…
– Мы с ребятами на "Багдадский вор" ходили. Ты вот мне объясни, как это джинн из воздуха появляется. Не знаешь? А ещё очки надел…
– У нас во дворе живут две собаки. Ту, что покрупнее так и зовут "Собака". А маленькую зовут "Кошка". Почему-почему, не знаю почему.
– Из пионерлагеря загадка: – Расшифруй четыре П и одно Я. – Не знаю. – Петр первый пернул первым. – А, Я? – А, ты вторым.