Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V
Шрифт:
Ювелир быстро-быстро что-то говорит, указывая на шатер и повторяя имя его хозяйки:
— Тэллюа!
Он сладко улыбается и прикладывает заколку к лысине. Искушение велико. Я вспоминаю смуглую девушку с ярко накрашенным алым ртом. И вынимаю кошелек.
Втроем мы стоим перед шатром.
— Нет, позвольте, — горячится Дерюга, — вопрос нужно решить сейчас: пригласить или нет? Экспедиции он нужен, и мне хотелось бы сделать ему приятное!
— Кто этот Олоарт? — спрашиваю я невинно.
— Туарегский вождь, главарь стоящего здесь сильного отряда. Мне нужно привлечь его симпатии: в любой
— Мне все равно, пусть решит наш гость.
— А для меня все туземцы интересны, — отвечаю я, — нечасто приходится обедать с туарегскими князьями-разбой-никами. Давайте его сюда!
И опять я с восторгом смотрю на Олоарта. На нем парадное облачение, на босых ногах розовые сандалии, у левой щиколотки серебряный обруч… Тот же пучок черно-синих блестящих косичек, змейками извивающихся по спине. Та же независимая, гордая осанка. Лицо закрыто. Но что за голова! Под повязкой легко угадываются впалые щеки и хищный орлиный нос. Холодной свирепостью блестят прямо и смело глядящие вперед глаза.
Двадцать лет русский художник Иванов работал над своей картиной «Явление Христа народу». Кто не помнит его Иоанна Крестителя — упитанного и холеного, поставленного в холодную академическую позу. Волосы расчесаны, как у модной дамы, лицо благообразно, от фигуры веет напомаженной красивостью… И это — пустынник, питавшийся насекомыми, фанатик — огненный проповедник! Пророк! Провозвестник Мессии! Нет, таким он быть не мог. Олоарт — вот настоящий вождь и пророк! Я не сводил с него глаз, мысленно ставя его в разные позы, окружая подобающей средой и прикидывая композиции на разные сюжеты. Что за глупец этот Иванов! Десятки лет погубить на слащавую мазню с римских натурщиков, когда под боком Палестина или Африка. Такой типаж! Олоарт как будто создан для ивановской темы. А еще лучше — дать его Иисусом Навином, на поле боя кричащим солнцу «Остановись!» Вот где можно обыграть каждую деталь — от пламенных налитых кровью кровавых глаз до сверкающего меча!
— Прошу обедать! — с поклоном говорит рабыня, таклитка Тата, и мой пророк направляется в шатер. Мы следуем сзади, ощущая вдруг прилив здорового аппетита.
Ложе убрано, вернее, сделано ниже и расширено так, что вокруг могут полулежать человека четыре. Мы обедаем. Белоснежный Дерюга, красный Лионель, черный Олоарт и, увы, песочный я.
«Определенно проигрываю в такой блестящей компании, — мелькает у меня в голове. — Особенно хорош Лионель: к юному лицу так идет алый бурнус, небрежно наброшенный поверх мундира. Что сказали бы парижские девушки, видя такого зуава?»
Но, видно, и африканская девушка не могла остаться равнодушной. Тэллюа, прислуживавшая нам с помощью двух служанок, все время поглядывала на молодого офицера, я ловил эти быстрые взгляды и чувствовал за него радость и странную горечь, которая злила меня, потому что была похожа на зависть. Обед был сытный и приятный, вполне приспособленный к климату: прохладная простокваша из верблюжьего молока, запеченое в золе вяленое мясо — абатул, мэльфуф — шашлык из печени и почек козы, кискис с горячими кефами, яичница из черепашьих яиц и свежими помидорами, отварные бобы с пряным сыром, горстью аира, таркит — мятые финики в молоке и свежим сливочным маслом, юэльсан с фати — нежный сливочный сыр с тончайшими хрустящими лепешечками.
— А почему ни хозяйка, ни вождь не притронулись к яйцам?
— Спросите Тэллюа!
— Мы не едим ящериц, рыбы, птиц и птичьих яиц. Рыб мы не видим и не знаем, птицы забыты на земле иджабаррена-ми нашими предками, а варан — наш дядя по материнской линии, — важно ответила девушка.
— Наверное, половина яиц — змеиные! Я не буду есть эту гадость! — пробурчал Лаврентий.
Лионель сделал гримасу и предложил включить в меню наши запасы. Я запротестовал — черт возьми, раз в жизни выбрался в эти места, и я не намерен искажать себе впечатление фальсификацией!
Оба европейца откинулись на подушки. Олоарт едва прикасался к пище и не сводил с хозяйки глаз, я же храбро пробовал все, что подавали служанки. Разговор не клеился.
— С чего это у вас такой усталый вид? — спросил Дерюга, закуривая сигарету и передавая портсигар Лионелю.
Офицер махнул рукой.
— Все тоже, без конца. С утра судебные дела.
— Украденные куры и изнасилованные женщины. Обычный ассортимент!
— В том-то и дело…
— Поручили бы судебные функции Сифу. У него для судьи отличные манеры и наружность.
— Пробовал. Сиф был доволен, как козел в огороде, — морда так и сияла. Но это опасно, такой судья может вызвать серьезное недовольство населения.
— Небось, любит подношения?
— Хуже! Вот послушайте. Недели три тому назад в становище около Джебель-Казара приходит ко мне туземец и жалуется, что, пока он отлучился к колодцу за водой, легионер изнасиловал его жену. Я говорю Сифу: «Разберите это дело точнее, я сейчас зайду в палатку за трубкой и табаком». Через пять минут выхожу, смотрю — жалобщик уже покачивается на пальме, а Сиф рапортует: «Разобрался, мой лейтенант. Этот человек не следил за своей женой, в назидание всем мужчинам я его немного наказал». Ну, не подлец?
— Остроумно! — хохочет Дерюга. — Из него вышел бы великолепный капитан пиратского корабля. Пират божьей милостью — Сиф! Просто родился не вовремя! Как вы думаете, ван Эгмонт?
— Я весьма мало думаю о Сифе. А вы не боитесь восстания такого геройского народа, как туареги? — спросил я у Лионеля.
— Нисколько. У них еще не сформировалось политическое понятие единства и свободы. Процесс борьбы за освобождение на севере уже начался. Его начали тщедушные и молчаливые арабские рабочие и интеллигенты. Геройские на вид обитатели Хоггара получат свободу из чужих рук.
Молчание. Я разглядываю поданное блюдо: сладкий рис с мелконарезанными полосками яичницы и какими-то белыми семечками.
— Личинки муравьев. Добавлены для остроты. Кушайте на здоровье, дорогой мсье ван Эгмонт, вы любите романтику!
— Не у себя в тарелке, мсье де Рюга.
Снова пауза.
— Слушай, Тэллюа, как же туарегские девушки выбирают себе мужей — ведь они никогда не видят лиц женихов?
— И мужей тоже. Всю жизнь до смерти. Зачем лицо? Мы судим мужчин по делам. Хорошая девушка ищет хорошего жениха. Хороший жених должен быть ауакка!