Пир мудрецов
Шрифт:
69. И когда нами [в Солах] правил {183} кариец Глос, то при царицах держали [d] женщин, называвшихся льстицами. Последние из них перешли потом к женам Артабаза и Ментора {184} и были переименованы в лествиц {185} - потому что, раболепствуя перед новыми хозяйками, они устраивали из своих тел лестницу, чтобы те могли по их спинам всходить на повозки. До такой распущенности, чтобы не сказать хуже, доводили они своей изобретательностью неразумных хозяек! Так одни из них волею судеб после крайней [e] изнеженности доживали жизнь в суровой скудости; другие же, когда у нас сменилась власть, {186} удалились в Македонию, и как они ублажали тамошних цариц и правительниц,
{183 ...нами ... правил... — т. е. правил Солами.}
{184 Артабаз и Ментор — персидские полководцы и сатрапы западных провинций Персидской державы при последних Ахеменидах. Артабаз был военачальником при Артаксерксе II, позднее состоял на службе у Дария III, после смерти которого (330 г. до н.э.), уже при Александре Великом, являлся сатрапом Бактрии. Ментор, грек с острова Родос, был зятем Артабаза.}
{185 ...переименованы в лествиц... — — «льстицы», — «лествицы».}
{186 ...когда у нас сменилась власть... — т. е. когда власть перешла от персов к македонцам.}
{187 ...в ... уличных «охотниц за быками»... — т. е. уличных Артемид. Тавропола — одно из имен Артемиды, самой кровожадной, прибывшей в Грецию из Тавриды, где ей приносились человеческие жертвы. Изображение этой богини будто бы было привезено Орестом и Ифигенией и хранилось то ли в одном из храмов в Аттике, то ли в Спарте. Поклонение Артемиде Таврополе (Таврической — от названия Тавра, горной гряды в Крыму, или «охотницы за быками», или «влекомой упряжкой быков» — точно не известно) и на греческой земле сопровождалось пролитием человеческой крови. Употребленное здесь же слово «уличный» ( — «находящийся на пересечении трех дорог») в первом своем значении тоже является эпитетом богини — Гекаты, покровительницы поздних прохожих и чародейства, которую часто называют «ночной Артемидой» (ср. латинское прозвище Дианы — Trivia). Клеарх, судя по всему, хочет сказать одно: женщины эти окончательно опустились, так что в ночную пору стали промышлять чем придется на улицах и перекрестках.}
70. Продолжая свой рассказ, Клеарх пишет: "Вел себя тот мальчишка крайне предосудительно. Рабы его в коротких хитонах стояли в стороне, а приближаться к его ложу смели только те трое мужчин, о которых идет речь. Каждому из них было у нас дано свое прозвище. Первый сидел на ложе в ногах и, обернув их легким плащом, держал на своих коленях; делал (257) он то, что понятно и без слов. Здешние называют его Втершимся, из-за того что он ловкой лестью умел навязываться даже к тем, кто не желал его знать. Другой сидел на стульчике рядом с ложем и, припавши к свесившейся руке мальчишки, гладил ее, сгибал и разгибал каждый пальчик - за это его метко прозвали Присоской. Третий, самый главный и знатный, по [b] прозвищу Зверь, склонялся к его изголовью и левой рукой нежно разглаживал мальчишке волосы, правою же ласково колыхал фокейский веер на виссоновых {188} подушках, отгоняя мух. Потому-то, мне кажется, некий бог благоприличия в гневе своем и напустил на мальчика муху - ту самую, смелостью которой Афина {189} у Гомера наполнила сердце Менелая [Ил.XVII.570], - и когда она укусила мальчика, то этот Зверь так вскричал [с] и так разъярился, что из-за одной мухи принялся гнать из дома всех: оттого-то он и взялся за эту службу".
{188 ...виссоновых... — Виссоном называли всякое тонкое полотно.}
{189 ...муху — ту самую, смелостью которой Афина... —
71. Не таков был понтийский тиран Левкон: глядя, как всё меньше при [нем друзей, буквально истребляемых окружающими льстецами, он сказал одному такому, когда тот пришел клеветать на уцелевшего друга: "Клянусь богами, я убил бы тебя, если бы тираны могли жить без негодяев".
[d] Похожим образом о роскоши кипрских царей рассказывает в "Воине" и комический поэт Антифан; вот кто-то расспрашивает воина [Kock.II.97]:
– Скажи, а долго были вы
На Кипре?
– Да пока война не кончилась. {190}
{190 ...пока война не кончилась. — О какой именно войне идет речь, наверняка сказать сложно. Известно, что находившийся с 386 г. (по условиям Анталкидова мира) под властью персов Кипр около 360 г. отпал от державы Ахеменидов. Власть оказалась в руках царей, правивших в крупных городах — Пафосе на западном побережье острова и Сала-мине на восточном (ср.: Страбон. XIV.684). Комедиограф Антифан (ок. 405 г. — ок. 335 г. до н.э.), описывавший современные ему события, предположительно имел в виду именно это время.}
– В каком же месте вы стояли?
[e] - В Пафосе.
Такое там житье, скажу, привольное,
Что не поверишь.
– Право?
– За столом царя
Голубки-птички овевают крыльями,
Как опахалом.
– Как же это может быть?
Скажи, я не отстану.
– Умащался царь
Сирийским маслом, жатым из таких плодов,
К которым, говорят, голубки лакомы.
И вот они слетались, привлеченные
[f] На запах, и старались сесть на голову
Душистую царя, а с двух сторон рабы
Их отгоняли прочь. Они подпархивали
Ни так, ни сяк, ни высоко, ни низенько
И так его обвеивали крыльями,
Что ветерок был легким и умеренным.
(258) 72. "Этого льстеца при вышеупомянутом мальчике, - продолжает Клеарх [FHG.II.312], - можно назвать Сладострастником; но он может льстить и по-другому, принимая облик хозяина и то складывая руки на груди, то кутаясь в рваный плащ - и за это его зовут то двурушником, то лицедеем. Ибо льстец - настоящий Протей: {191} он не только многолик видом, но и речами многоголос. Врач Андрокид говорил, что слово лесть [b] произошло от выражения приклеиваться ; а по-моему, скорее от оборотливости - ибо всё готов вынести льстец, принимая на свои плечи бремя чужого нрава, даже самое безобразное, ибо не отягощен ни малейшей стыдливостью". А еще можно этого кипрского мальчишку назвать неженкой . Этой изнеженности в Афинах есть у кого поучиться, как говорит Алексид в следующем месте из пьесы "Молния" [Kock.II.372]:
{191 Протей — морской старец Протей, кроме мудрости, дара угадывать прошлое и предсказывать будущее, был также наделен способностью принимать вид различных существ. Так, уклоняясь от Менелая, стремившегося узнать у него свою судьбу, Протей поочередно превращался в зверя, воду и дерево.}
[c] Другой хотел познать я образ жизненный:
Его изнеженностью все зовут у нас.
Дня три лишь побродил я по Керамику,
И вот в одном лишь только эргастерии {192}
{192 Эргастерий — так называлась всякая лавка и мастерская.}