Пираты, или Тайна Бермудского острова
Шрифт:
– Нет, простите… даже не думал, – старясь собрать всю свою волю, чтобы невольно не сморщиться, продолжал отпрыск высокопоставленного родителя дрожать всем своим, что не говори, великолепно сложённым телом, не чая для себя уже, что сможет невредимым выбраться из столь сложной и непредвиденной ситуации, – просто Вы, сэр, наводите на меня ужас и нагоняете страху, – не стал Липкен геройствовать и изображать то, чего и в помине не было, а именно отвагу и смелость.
– Тебе, действительно, страшно? – удовлетворенно и уже более миролюбиво провозгласил главарь отпетых разбойников, одновременно расплываясь в самодовольной и в чем-то даже благодушной улыбке и отнимая от молодого офицера свою остроконечную саблю. – Понагнали мы здесь кошмара?
– Правда, сэр, – чувствуя неловкость перед подчиненным ему личным составом,
– Понятно, джентльмены? – обратился главарь к сопровождавшим его членам пиратского братства, неприятно ощерившись и выставляя на показ два чудовищных, полусгнивших клыка, – Мы с вами страшные!
– Га, га, га, – было ему отвечено дружным, многоголосым гоготом, подхваченным почти сотней разбойничьих глоток.
– Тогда сотвори что-нибудь со своей штучкой, – так же внезапно, как вроде бы показал довольство, сделался Уойн невероятно озлобленным, – чтобы она снова мне показала твоего родителя – мне вдруг захотелось передать ему ряд интересных условий… Глядите, ребятушки, как, – необычайно ласково обратился он к своим преданным спутникам, повысив голос почти до крика, – можно даже не гоняясь за кораблями, через расстояние передавать властям наболевшие и выстраданные нами проблемы! Давай уже действуй, – переключился пират на современного офицера, понизив голос до зловещего полушепота, – не видишь, моя команда полна ожиданий скорой и обильной наживы?
– Я пробую, но у меня ничего не выходит, – больше обычного затрясся отпрыск значимого родителя, – абонент недоступен, а это означает, что либо мы вышли из зоны покрытия сигналом, либо мой отец, попросту говоря, нас «игнорит» умышленно.
Полностью оправдывая свое жуткое прозвище, Бешеный Фрэнк сдвинул к переносице брови, выпятил вперед губы и, вдруг заводив желваками, придал своей и без того отвратительной физиономии такое выражение, какое способно было повергнуть в сверхъестественный трепет не только какого-то там «папенькиного сыночка», но и любого отважного человека, прошедшего в своей жизни не через одно тяжелое испытание; он хотел что-то злобно выкрикнуть, но не успел этого сделать, так как неожиданно вернулись двое его посыльных, посчитавших, что добытые ими сведения намного важнее того обстоятельства, каким озадачился сейчас их разгневанный предводитель.
– Капитан… сэр, – провозгласил за обоих Скупой, приняв в чем-то виноватое, а в чем-то, напротив, нагловатое выражение, – тот человек, который заставляет это судно двигаться, заперся у себя в отсеке и никого не пускает; мы, не сомневайтесь, отчаянно пробовали пробиться, но дверь у него настолько прочная, что, уверен, выдержит даже залп средней пушки; да и… нам еще кажется – он там скрывается не один.
– У, дьявол меня разбери! – наполнив голос ужасающей интонацией, зло закричал разбойничий капитан, поднимая вверх саблю, словно бы собираясь отправить заскучавшую в безделье команду на незапланированный, но отчаянный штурм. – Да кем они там себя возомнили, бессмертными что ли?! Десять человек за мной, – приказывал он уже в следующий момент, сам в тот же миг устремляясь к двери, ведущей во внутреннюю часть корабля, – остальные остаются стеречь захваченных пленников!.. И делайте это повнимательнее: они явно способны на какие-нибудь нежданные провокации и – протащить меня под килем, если же я не прав! – внезапные хитрости.
Забрав с собой двух неудачливых курьеров, вернувшихся со столь неприятными новостями, а до «кучи» и еще восьмерых отпетых головорезов, вооруженных, как и положено, саблями и однозарядными пистолетами, Уойн, помахивая остроконечным клинком, устремился на нижние палубы, чтобы самолично призвать наглецов, посмевших ему противиться, к безжалостному ответу, – наивный! – он думал, что, как и обычно, сможет напугать кого-то лишь одним своим грозным видом; однако в этот раз оказалось не все так просто, и отчаянного пирата остановила прочная железная дверь, которая в действительности могла выдержать воздействие более мощное, нежели чем необузданный нрав разгневанного разбойника. Главарь свободного братства хотя и оправдывал свое прозвище, в ярости брызгая на окружающих неприятно пахнущими слюнями, но, оказавшись перед стальной
– Открывайте, проклятые «выродки»! Это говорю вам я, Бешеный Фрэнк, и клянусь, что если вы мне сейчас подчинитесь, то впоследствии я не буду наказывать вас слишком уж строго! Ну так что, мы договорились?!
– Идешь ты в задницу, «сраный ушлепок»! – прозвучала из-за двери вполне понятная фраза, произнесенная голосом человека, давно достигшего среднего возраста и повидавшего в своей жизни «всякого».
Говоря об этом члене команды, стоит отметить, что Теодор Нельсон отслужил на американском военном флоте большую часть своей жизни и, даже достигнув пятидесятичетырехлетнего возраста и официально выйдя на пенсию, продолжал плавать в качестве механика на самом новейшем судне, изготовленном под тип тримарана, сохраняя там статус гражданского вольнонаемного. Вместе с тем человек этот являлся отличнейшим профессионалом своего дела и именно за эти качества его и продолжало ценить вышестоящее руководство, без особых препирательств предоставившее опытному мореплавателю привычную должность на, казалось бы, сверхсекретной, современнейшей технике. Останавливаясь на его характере, следует обратить особое внимание на то обстоятельство, что он был отважным, по сути не знающим страха мужчиной, готовым к любым непредвиденным испытаниям, где бы смог с честью и до конца исполнить свой долг. Внешности при всем при этом он был самой обыкновенной, по-простому сказать, заурядной, ничем не выделявшейся среди остальных, где можно выделить лишь серые, блестящие отвагой глаза, волевой подбородок, худощавую, но жилистую фигуру, невысокий рост, небритые щеки и неизменную кепку-бейсболку, всегда одетую на круглую голову и скрывавшую давно поседевшие волосы. Ответственный сотрудник американского флота – а, без сомнения, именно таковым он и являлся! – отлично помнил инструкцию и, услышав на верхней палубе звуки ожесточенного боя, предпринял предписываемый в таких случаях маневр: заперся изнутри и, продолжая оставлять корабль на полном ходу, погнал его в сторону ближайшего порта, сам того не зная (в силу озвученных ранее обстоятельств), двигаясь к восточному североамериканскому побережью.
Отчаянный пират тем временем продолжал свирепствовать и где-то ругательствами, где-то убеждениями пытался вызволить дерзкого повстанца наружу; но и он минут через двадцать не увенчавшихся успехом попыток, видимо устав громыхать своим громогласным басом, вроде бы как успокоился и уравновешенным тоном обратился к сопровождавшим его членам пиратского братства:
– Бродяга, сходите со Скупым наверх и приведите мне того мальчишку, с которым я разговаривал, когда вы пришли. Посмотрим, может быть, хотя бы он сможет убедить этого «выродка» открыть нам двери, чтобы впоследствии оказаться внутри и чтобы самим наконец понять, каким образом эта «посудина» двигается?
Произнося окончание своего монолога с вопросительной интонацией, свирепый бандит между тем не отменял своего приказания, а напротив, словами «Ну, быстро!» заставил своих верных подручных заспешить на верхнюю палубу. Вернулись они через десять минут, когда капитан уже в очередной раз начинал утрачивать душевное равновесие, ненавязчиво подталкивая перед собой полураздетого «папенькиного сыночка», так и продолжавшего до сих пор оставаться не прикрытым до пояса.
– Вы чего так долго? – прорычал старый морской разбойник, выказывая посыльным, как ему казалось, вполне справедливое недовольство.
– Простите, сэр, – более пожилой пират виновато поежился, но в то же самое время не утратил присутствия духа и рапортовался, лишь слегка допуская в своем голосе дрожащие интонации: – но его «помочиться» приспичило, и мы, собственно, посчитали это естественное желание, короче, оправданным и разрешили ему по дороге оправиться – не нюхать же его вонь по дороге?
– Ладно, шут с вами, – согласился грозный главарь с этой вроде бы вольностью (что не говори, но, в сущности, человек он был, с одной стороны, хотя и жестокий, но, с другой – вполне справедливый), – тащите уже его сюда.