Пираты, или Тайна Бермудского острова

Боярков Василий

Что он имел в виду своей последней фразой, так и осталось загадкой, потому как, увидев омерзительную внешность пирата и прижатый к подбородку его любимого отпрыска острый, причем едва ли не средневековый, клинок, военачальник без особых трудностей и сложных умозаключений смог догадаться, что его самые наихудшие предположения оправдались, и, тут же «повесив» трубку, отключился от сотовой связи. Главнокомандующий, вопреки столь раннему утру – было еще только четыре часа утра, – находился уже на службе, штаб-квартире Пентагона, расположенной в округе Арлингтон, штате Вирджиния: его подняли около двенадцати часов «пренеприятнейшим» сообщением, что их сверхсовременное судно, на котором, между прочим, несет службу его достопочтенный сыночек, попало в эпицентр страшнейшего урагана, возможно, терпит крушение и что, самое главное, с ним полностью

потеряно сообщение. Ничего на свете не могло быть важнее, и адмирал тут же выдвинулся на службу, где незамедлительно собрал экстренное совещание ближайших и верных ему соратников. Ранее уже сказано, что этот высокопоставленный лидер питал к своему отпрыску неотъемлемую любовь, закрывал глаза на все его, несовместимые с морским уставом, шалости и делал неподобающие чину поблажки. Сам он был человек властный, самоуверенный, не привыкший считаться ни с чьим мнением, легко подминающий под себя любого, кто волей или неволей оказывался в его подчинении, а следовательно, и в полной зависимости; он полностью упивался своей безграничной властью и считал, что раз он смог добиться такого высокого положения, то ему, в принципе, все дозволено, поэтому и не признавал для себя никаких других авторитетов, кроме разве что одного Президента. Касаясь его внешности, следует выделить статную, подтянутую фигуру, где доходящий до высокого рост отлично сочетался с физически развитым телом; лицо выглядело мужественным, присущим человеку, достигшему пятидесятитрехлетнего возраста, с давно устоявшимися в жизни позициями, где особенно обращали на себя внимание широкие скулы, зелено-оливковые глаза, прямой, чуть расширенный на кончике нос, тонкая верхняя и утолщенная нижняя, губы, а также смуглая, почти бронзовая, кожа; ужи были плотно прижаты, светлые, едва ли не рыжие, волосы коротко стрижены; одет он был форму военно-морского офицера, соответственно носимому званию. Как уже сказано, в столь необычное время он уже держал совет в составе четырех самых преданных ему высших чинов военно-морских сил Соединенных Штатов Америки.

– Итак, господа, – обратился Джеральдин Липкен к подчиненным ему сослуживцам, едва лишь только, поддавшись резкому нервному возбуждению, бросил на стол свой «Apple» самой последней модели, – надеюсь, все поняли, что один из наших самых современных и, разумеется, секретных судов захвачен – кем?! – этого я пока не знаю, но, прежде чем мы вступим в переговоры, давайте обсудим – что?! – надлежит в связи со всем этим делать и, главное, – как?! – освободить моего, взятого в заложники, сына; думаю, не надо лишний раз объяснять, что наша укоренившаяся позиция «переговоров с террористами мы не ведем» в настоящем случае полностью неуместна! – закончил он свое высказывание несколько грубо, а также отобразившись недовольной физиономией.

– Министру докладывать будем? – поинтересовался вице-адмирал Насреддин Смол, также, как и его начальник, одетый по форме. – Ведь все-таки чрезвычайность ситуации…

– А кто, собственно, он такой, – резким окриком не дал ему договорить более высокопоставленный офицер, – что мы должны ставить его в курс наших военных планов?! – прозвучал недвусмысленный намек на то, что эта должность в Америке достается гражданским. – Пусть занимается хозяйственный деятельностью, да и тем более, оставаясь в неведении, он спать будет намного спокойнее, как, впрочем, и сам Президент, – озвучил главнокомандующий свою жесткую, крайне устойчивую, позицию и вперил гневный взгляд в своего подчиненного, словно бы это и не был один из его ближайших соратников, без долгих раздумий готовый ради своего командира на все, в том числе и на предательство интересов службы, и на любое превышение своих полномочий.

Да, как и все остальные, собравшиеся в этом просторном кабинете, где из мебели присутствовал только массивный стол, предназначенный для проведения совещаний, огромный телевизионный экран, бывший в плазменном исполнении, тридцать штук в основе своей металлических стульев, лишь на сиденьях проложенных поролоном, Смол давно уже попал под непререкаемое влияние Липкена и не имел никакого другого варианта, как согласиться со всем, что ему оным предписывалось. Когда-то, очень давно, этот, казалось бы, волевой мужчина, своей родословной уходящий к арабским, а возможно и берберским, корням, успел в свою молодую бытность поучаствовать в афганском конфликте, где проявил себя смелым и отважным бойцом; однако, достигнув высокого

положения и пятидесяти-семилетнего возраста, стал более расчетливым, податливым и практически не обладающим собственным мнением. Мужчина этот давно поседел, оброс возрастным жирком и, если бы не морское обмундирование, представлялся бы «безличностным» обывателем, полностью удовлетворенным заработанным им положением, готовый, как говорят пираты, в любой момент спуститься на берег; об этом также свидетельствовало его обычно умиротворенное лицо, казавшееся круглым и не в меру упитанным, где, кроме остального, можно было выделить чрезвычайно карие, давно потухшие, «поросячьи» глазки, масленый от пота нос и пухлые губы; голова же его давно облысела и теперь представлялась гладкой, поблескивающей от влаги кожей и плотно прижатыми небольшими, ровными ушками.

– Так как же, мистер вице-адмирал, – на этот раз Джеральдин обращался лично к нему, словно не обращая внимания на остальных троих контр-адмиралов, – мы с вами, – имел он в этом случае в виду уже и других членов собрания, – дальше поступим?

В сложившейся ситуации подчиненному офицеру не оставалось ничего более или менее верного, как совершенно спокойно ответить:

– Необходимо узнать, какие у террористов требования и в последующем действовать соответственно их запросам, и то это если они, подчеркну, окажутся соразмерны нашим возможностям, ну, а там уже, собственно, и задумываться, стоит ли ставить в курс вышестоящее руководство. – Сказал он вроде бы и не о чём, размыто, но в то же время доходчиво.

– Вот именно это я и хотел услышать, – удовлетворенно кивнул высокопоставленный командир и в следующее мгновение обратился за одобрением и к остальным трем присутствующим, – все ли разделяют наше с заместителем мнение? – последовал тройной кивок одобрения. – Тогда мы, я и Насреддин, – оставшиеся будут прикрывать наши тылы на месте, а заодно и координировать наши действия – берем с собой четыре эсминца – полагаю, что этого нам вполне хватит? – и следуем выручать наше судно, – и уже чуть тише, предназначая последнюю фразу лишь для себя, – и в том числе моего неразумного сына.

***

В то же самое время, но только на борту «второй Независимости», пиратский капитан, пусть и удивленный в какой-то степени неожиданным способом общения, вместе с тем не утратил способности к логическому мышлению и, по крайней мере, смог сообразить, что только начавшиеся и еще незаконченные переговоры почему-то были прерваны именно его оппонентом – а не какими-то там непредвиденными событиями! – который, вопреки правилам хорошего тона, принятым среди джентльменов удачи, закончил разговор резко, внезапно, без надлежащих случаю объяснений.

– Куда он делся? – изумился кровавый разбойник, несмотря на существенный провал в своих знаниях все же сумевший определить, что от него сейчас просто-напросто, не в пример будет сказано, ненавязчиво «отбрыкнулись». – И почему твоя штука больше ничего нам не говорит? Твой отец, – установление этого факта тоже не явилось чем-то очень уж затруднительным, – что, решился шутки со мной, что ли, шутить? – острие клинка в эту секунду уперлось в нежную кожу адмиральского отпрыска, осуществив на горле едва заметный надрез, не замедливший в ту же самую секунду обозначится вытекающей кровью. – Никому не дозволено вести себя со мной таким образом.

– Нет, – буквально уже затрясся от страха сразу же окончательно протрезвевший повеса, молитвенно сложив перед собой руки, как бы взывая к пиратскому милосердию, – просто у американской армии такой порядок: на любые переговоры подобного рода необходимо получить верховное одобрение, ведь с Вами сейчас разговаривал не самый большой начальник, и ему, прежде чем что-то решать, нужно получить высшую консультацию, а вот когда все дальнейшие действия будут согласованы, тогда-то они с Вами, не сомневайтесь, снова в ту же секунду свяжутся.

Говорил все это молодой человек, отворачивая лицо, так как ужасный капитан не переставал почти вплотную приближать к нему свою отвратительную физиономию и дышать на него омерзительным запахом, копившемся внутри его гниющего тела на протяжении шестидесяти прожитых в грехах и распутстве лет, и притом словно бы специально для этого случая.

– Ты чего это воротишь от меня свое милое личико? – негодовал закоренелый разбойник, прекрасно осознавая, что ароматами он не пышет. – Тебе, что ли, богатенький, холенный выродок, не нравится, как от меня пахнет? Ты оскорбить меня хочешь?!