Пираты, или Тайна Бермудского острова

Боярков Василий

Закончить она не успела, так как посыльный резво выполнил доверенное ему задание и уже возвращался обратно, неся в руках непочатую бутылку. Оказавшись на мостике, он передал ее уже пьяному капитану и приготовился слушать продолжение, заняв свою обычную позу, обозначенную горделивой осанкой и перекрещенными перед собою руками; очаровательная блондинка, устав сидеть на поручне, спрыгнула на палубу, подтащила свернутую в рулон витую веревку и, водрузив на нее свою прекрасную задницу, обратилась вся во внимание, подперев очаровательное личико двумя кулачками и буквально поедая повествователя голубенькими глазами. Тот не заставил себя долго ждать, откупорил непрозрачную емкость, сделал из нее огромной глоток, прищелкнул языком и только затем продолжил:

– В один из своих налетов мы напали на торговое судно, следующее из Англии и перевозившее на себе обывателей, желавших спрятаться в Новом свете – кто от закона, кто от нищеты и убогости, а кто просто от жестокосердных родителей. На том судне плыла одна интересная молодая чета, только что обвенчавшаяся и, как оказалось, сбегавшая

от гнева аристократических предков, поклявшихся смыть позор своей дочери исключительно только кровью ее избранника, и, что вполне нормально, так это больше ничем. Все верно, – заметил он недоумевающий взгляд юной красавицы, – девушка та была из дворянской семьи – настоящая леди! – а ее муж был обыкновенный, никчемный, босяк, чтобы прокормить себя и молодую жену нанявшийся на то судно самым «последним» матросом. С Монни Рид – именно такую фамилию унаследовала она от мужа – мои бравые ребята, откровенно говоря, хотели обойтись точно также, какой участи удалось избежать парой часов назад тебе, мисс, – он снова мотнул пьяной головой в сторону Леры, – но я, пораженный ее непередаваемой красотой, вступился тогда за молодую аристократку и помог спастись и ей самой и ее, как я тогда был уверен, неразумному провожатому, или, проще сказать, супругу, объявив подвластным мне компаньонам, что в обмен на их свободу, отказываюсь от причитавшейся мне с той «посудины» доли. Алчность пиратов не знает границ, и они, не задумываясь, согласились с моим предложением, после чего и милая леди, и ее вроде бы как неотесанный спутник стали частью моей команды – о, как же я тогда ошибался! – никак не ожидая от них какого-либо коварства.

Здесь состарившийся морской «волк» снова умолк и с печальным видом уставился в горизонт, наложив на обветренное лицо печать сильнейшего сожаления; однако молчал он недолго и, отхлебнув в очередной раз крепкого рома, вернулся к прерванной на мгновение повести:

– Так вот совсем незатейливо и началась наша с Монни любовь, продолжавшаяся, к сожалению, очень недолго; я тогда полностью растворился в своих чувствах и настолько потерял голову, что ничегошеньки вокруг себя не видел, даже того, что творилось буквально у меня за спиной… И вот тут ко мне вернулся «бумеранг», запущенный некогда во Фрэнка Уойна: однажды ночью, после одного очень успешного дела, я, как и обычно, напился, но, то ли напиток тогда оказался «паленный», то ли попросту меня в тот раз не брало, на полчаса «отрубившись», я внезапно проснулся и почувствовал, что очень хочу чего-нибудь выпить. Как назло – это сейчас я понимаю, что к счастью – у меня в капитанской каюте полностью закончился ром и, чтобы восполнить его запасы, мне потребовалось спуститься на нижние палубы. Была ночь, основные члены команды, «надравшись», – подразумевал он «напившись», – спали, и только небольшая горстка заговорщиков, уединившись как раз в винном отсеке, держала там предательский, тайный совет. Я подкрался поближе и стал прислушиваться – и что же я слышу?! – оказывается, всей моей команде давно уже надоел мой крайне вспыльчивый нрав и все они совсем не против сменить своего капитана – и что же, вы спросите, их до сих пор останавливало? – да только отсутствие подходящей кандидатуры… И вот такой человек нашелся! – почти торжественно объявил Умертвитель, одновременно делая свой следующий глоток, – Им оказался – как я был слеп! – вроде бы униженный муж моей женщины, но на самом деле оказавшийся ее коварным сообщником; они разыграли весь этой спектакль с безраздельной любовью, лишь для того чтобы ввести меня в заблуждение и захватить мое судно, чуть раньше таким же способом отнятое у Бешеного Уойна. Все было решено, и на утро меня ждали четыре черные метки, означающие смертную казнь любым из проверенных пиратами способов, но в основном из всего этого следовало, что мне в недалеком будущем предстояло болтаться на рее. Времени на раздумья не было, и, воспользовавшись привязанной к корме шлюпкой и под прикрытием ночной темноты, я, не задумываясь, покинул враз опостылевшее суденышко.

– Ни че себе! – выругалась по-русски восхитительная блондинка, до глубины души пораженная вероломностью Монни. – Как же она могла, ведь ты, Джек, самое меньшее, спас ее честь, а самое большее, жизнь?!

– Да, красавица, – не стал оспаривать это утверждение старый морской разбойник, не переставая отхлебывать из бутылки, – так же подумал и я, но на тот момент было уже достаточно поздно, и все, что я мог, так это вовремя унести свои «горящие огнем» ноги. Мне повезло: я спасся, и с тех пор поклялся больше никогда не прикасаться к спиртному, успешно исполняя данное себе обязательство вплоть до настоящего времени; однако – вот парадокс! – к пиратской жизни я тоже вернуться не мог, ведь я проявил трусость – практически в бою сбежал от опасности; а это, согласно пиратского Кодекса, является поступком абсолютно недопустимым. Хорошо еще, все мои богатства остались при мне и можно было с полной уверенностью сходить на берег, рассчитывая в дальнейшем на наконец-таки спокойную, а главное, безбедную жизнь. Так в точности я и поступил… – на последней фразе Джек отобразился печалью, видимо вспоминая давно минувшие годы, – а что же, вы спросите, новоявленный капитан и достопочтенная миссис Рид? С ними произошло все так, как и должно было случиться с предателями: присвоив себе мое имя, он и его отчаянная супруга какое-то время плавали в Саргассовом и Карибском морях, наводя ужас на всех, кто удосуживался попасться им на пути; но в конечном итоге, по прошествии шести месяцев, минувших с момента нашего расставания, их бриг был взят в кольцо четырьмя трехмачтовыми фрегатами, общим

вооружением доходившими до двухсот орудий, которые без особого труда сломили непродолжительное сопротивление, а затем пленили команду… о чем это говорит? Да только о том, что всегда и во всем нужно знать меру, чтобы за тобой не снаряжали такую, несокрушимую по своей сути, эскадру. С простыми пиратами расправились прямо на месте, перевешав на реях, а главарей отправили на Ямайку, где подвергли показательному суду и приговорили к безоговорочной казни. Наивные! Они тогда думали, что схватили меня и тут же затянули петлю на шее у несчастного муженька разлюбезной Монни; ее же саму, поскольку выявили у нее восьмой месяц беременности, до поры до времени оставили невредимой. Наконец, она родила… да, да, тебя, – заметив вопросительное выражение на лице своего воспитанника, Колипо тут же поспешил развеять все возникшие в связи с этим сомнения, – и можно было уже приводить приговор в исполнение, но тут вмешался ее влиятельный папаша, который ради спасения «запутавшейся» и «обманутой» дочки поспешил приплыть даже из чопорной, надменной Англии и который, пользуясь своим богатством и общественным положением, буквально выдернул дочку из затягивающейся на ее шее петли.

– Странно? – удивилась на этот раз восхитительная блондинка, в то время как Джо ожидал продолжения с замиранием сердца. – Но как же так получилось, что ребенок оказался на воспитании у изгнанного пирата?

– И здесь все нисколько несложно, мисс Доджер, – присвистнул пират, заканчивая вторую бутылку и уже едва держась не пошатывающихся ногах, – английский лорд отказался от преступного выродка, и ребенок был отдан в один миссионерский приют, откуда был мною впоследствии благополучно выкуплен. Вы, конечно же, спросите: как я, зная о тайном заговоре своей бывшей возлюбленной, вмиг уверовал, что Джонатан является моим сыном? Ага, вижу, что это вам обоим особенно интересно, – говорил Колипо, уже почти непонятно, – так вот, прознав об этом, с точки зрения высокомерной британской знати, позорном факте, я отправился в тот приют, где по характерным признакам: строению ушей, подбородка, губ, цвету волос и еще кое-чего, о чем при дамах не говорят – без труда и определил, что этот красивейший мальчик, без сомнения, является моим прямым и единственным отпрыском.

– А мама? Что стало с моей мамой? – продолжал молодой человек настаивать на установлении полной истины, но на этот раз уже виновато опустив глаза книзу. – Она уехала в Англию?

– Нет, – с трудом уже выговаривая слова, ответил капитан заплетавшимся языком, тем не менее, даже невзирая на свое почти мертвецки пьяное состояние, как-то умудряясь сохранять на качающейся палубе на удивление твердое равновесие, – твой дед ни за что бы не допустил такого бесчестия, как возвращение блудной беглянки обратно в Британию – тогда что, интересно знать, он в связи с этим сделал? – да попросту купил ей на американском континенте плантацию и выдал замуж за высокопоставленного, уважаемого в Новом свете, чиновника.

– Значит, она жива, – от таких потрясений Рид едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, – и я смогу с ней увидеться?

– Уверена, ей отлично известно о твоей печальной судьбе, – всплеснув руками, неожиданно грубо ответила за пирата молодая путана, которой и самой пришлось пережить нечто подобное, вспоминая в детском приюте о старших сестрах, после вынужденной разлуки так больше никогда и не появившихся в ее жизни, – и если бы она хотела, то обязательно бы – несмотря ни что! – тебя, повзрослев, нашла, ну, или хоть как-нибудь по-другому, но все-таки проявилась.

Она достала из кармана верхней одежды пачку «Мальборо», чуть раньше (когда осматривала одежду, перед тем как начать тиранить несостоявшегося насильника) вынутую ею из потрепанной куртки вместе с бензиновой зажигалкой, необходимой косметикой, водительскими правами и – ну так, на всякий случай – современным смартфоном, закурила и с горделивым взглядом, не передающим сейчас ничего, кроме твердости характера, вспыльчивой натуры и выстраданной в детстве наглости, уставилась на своих новых знакомых, ожидая, подтвердит ли ее высказывание старый морской разбойник, напившийся уже до такой степени, что закатил кверху единственный, оставшийся у него, зрачок и выставил наружу один только омерзительный, в чем-то даже отталкивающий, белок.

– Пожалуй, красавица, ты права, – тем не менее опытный пропойца все еще мог контролировать ситуацию, и в том числе свои изречения, передаваемые, принимая во внимание его состояние, вместе с тем не очень понятно, – но, возможно, не до конца… Что-то я подустал, – вполне справедливо констатировал капитан давно состоявшийся факт, – пойду немного посплю, а вы тут правьте пока; уверен, парень, после всего того, чему я тебя обучил, – он неприятно ёкнул, – с такой несложной задачей ты справишься без каких-либо особенных затруднений. Не надо мне помогать, – оттолкнул старик руку воспитанника, пытавшегося поддержать его на пути в капитанскую комнату, – я сам… поверь, не впервой. – И, пошатываясь, – удивительно как?! – поплелся спускаться по лестнице.

Глава II. Сделка

Обезглавив командера, Бешенный Фрэнк стоял теперь перед выстроившейся перед ним плененной командой и, лишившись своего судна, раздумывал, чего же ему в связи со всем этим следует делать. Все они – и хозяева, и нежданные «гости» – находились на довольно широкой площадке (где, кроме людей, размещалась еще и военная техника, а конкретно два вертолета), переходившей в управленческие отсеки, а затем в носовую часть, где располагалась корабельная пушка и на которую можно было попасть либо с нижней палубы, либо минуя капитанскую рубку. Занималось утро и первые лучи солнца уже коснулись отливающей сталью палубы.