Пираты Короля-Солнца
Шрифт:
— Почему бы и нет, если Серж разбогатеет?
— Ему, фрондеру? Как бы не так!
— М-ль де Монпансье тоже фрондерка, и еще какая! Родственные души!
— О да! Но она кузина короля. А принцам и принцессам королевского дома сходят с рук и заговоры — вспомним Гастона, ее 'почтенного' батюшку, и восстания. На то они и принцы. А король все-таки недолюбливает Великую Мадемуазель. Остается Сержу только оплакивать свою потерянную Златокудрую принцессу. И это усугубляет мою собственную тоску.
— Я слышал его песню, — сказал Гримо, — Граф де Фуа пел ее так громко, что даже рыбы в воде и чайки в небе, наверно, слышали со всеми нами, но, увы, Золотоволосая принцесса ее не услышит.
— Черт побери! — воскликнул Рауль, — Гримо, ты
— Обижаете, сударь! Ни капли! — заверил Гримо.
— Ты меня поражаешь! Ты не отличался красноречием! Сколько я себя помню, ты обходился жестами.
— Как сказать, — хмыкнул Гримо, — А у меня для вас подарок.
— Какой подарок? — спросил Рауль, встрепенувшись. Гримо подал зачехленную гитару.
— А-а-а, — протянул Рауль, — А я-то думал.
Гримо не стал уточнять, от кого его господин мог получить подарок. Но обе девушки — и былая возлюбленная, Луиза, и новая любовь — Анжелика — могли напомнить о себе каким-нибудь прощальным сувениром. Впрочем, поскольку Шевалье де Сен-Дени, тщательно заметал следы, и, желая сохранить инкогнито, заявил Анжелике, что уезжает… 'в Китай' — Бофорочка вряд ли. А Луиза? А Луиза… возможно, но слишком хорошо. Правда, Рауль не знал, какую враждебную позицию заняла к нему м-ль де Монтале и как пыталась настроить против него м-ль де Лавальер, внушая Луизе, что Рауль ее презирает и ненавидит. После всего, что наговорила Монтале Луизе в уже не задушевной беседе, та решила было `'не унижаться' и не бегать по Парижу в поисках Рауля. Но был и добрый советчик — Д'Артаньян. И письмо гасконца с луизиным экспромтом и столь важным постскриптумом уже было в пути. Все это Рауль еще не мог знать и занялся своим подарком.
— Давай посмотрим.
Подарок был от де Гиша. Де Гиш не успел вручить другу свою гитару в Париже. Он уже не застал Рауля в Доме Генриха Четвертого — так назывался исторический дом, связанный с именем Короля-Повесы, где Рауль снимал квартиру. Поэтому гитару взялся передать Оливье де Невиль, с которым де Гиш встретился на балу у Бофора. Оливье забежал к де Гишу, расставшись со своей возлюбленной ранним утром в день отъезда. Де Гиш между тем полночи сочинял письмо. Послание де Гиша заключало в себе подробный отчет о прощальном визите герцога де Бофора к Его Величеству королю, о последнем параде бофоровцев и первом бале Анжелики де Бофор, о ее тосте, поднятом в честь Шевалье де Сен-Дени и торжественной клятве молодой герцогини. В заключение де Гиш, не обращаясь к Раулю прямо как к таинственному Шевалье де Сен-Дени, просил передать господину Шевалье от него, де Гиша, самые искренние поздравления, и, вспоминая добрые старые времена, намекал на то, что Ангелочки Конде оказались правы, и карты правду говорят, и сны снились вещие неким Ангелочкам. И в заключение после нескольких страниц всяких пожеланий де Гиш просил уничтожить его письмо. В письмо де Гиш вложил свою новую песенку 'О Рыцаре и Поэте в душе' . Наутро Оливье забрал 'реляцию' де Гиша, и, взвесив на руке, присвистнул:
— И вы это за ночь накатали?
Де Гиш усмехнулся:
— За полночи, Оливье всего лишь за половину, надо же когда-то и…
— Поспать! — понимающе кивнул Оливье, — Сильны вы, граф!
С этими словами Оливье забрал гитару, засунул пакет за пазуху и, раскланявшись с де Гишем, вышел, позвякивая шпорами, а де Гиш, в душе немного завидуя Оливье и Раулю, зевнул, сбросил свой атласный халат и завалился спать — бдение над письмом его доконало. Между тем Гримо достал гитару из чехла, походил туда-сюда, и, услышав возглас хозяина:
''Только этого не хватало! ' — подошел к нему.
— А хотите, я вам песню спою? — предложил Гримо, проведя по струнам большим пальцем.
— Ты?! — улыбнулся Рауль, — Валяй.
Он вложил письмо в пакет и засунул в первую попавшуюся книгу. Гримо запел песню, сочиненную Оливеном:
Мой бедный господин, печальны вы опять,Ах!— Довольно! — крикнул Рауль, — Прекрати!
— Позвольте припев, вам понравится!
Гримо не дошел до припева. Рауль перехватил гитару у грифа.
— Старина, — сказал виконт грубоватым, даже немного наглым тоном, — Старина, прекрати выть. Тебе петь противопоказано, хрипатый ты мой.
Гримо опустил голову. Рауль слегка покраснел, упрекая себя за то, что так невежливо говорил с Гримо. Но и старик хорош! О чем он осмеливается петь, на что намекает! Не зря, видно, Атос когда-то велел ему помалкивать. Этот болван Гримо пытается его развеселить, но, сам того не ведая, сыпет соль на рану. 'Соль на ране' — любимое выражение Сержа де Фуа, которое бард употреблял, когда речь заходила о м-ль де Монпансье. И если госпожа совесть советовала Раулю извиниться перед Гримо в какой-нибудь мягкой форме и дать старику отвести душу, он свою госпожу совесть не послушался.
— Гримо, оставь меня, пожалуйста. Иди, погуляй.
' Охо — хо-нюшки…, — очень тяжело вздохнул добрый Гримо, — Иди, погуляй… ' — именно этими словами Рауль десять лет назад выпроводил Оливена, чтобы доверить ему, Гримо, запрещенную цензурой 'Мазаринаду' Поля Скаррона. Теперь и он стал лишним. Книга, в которую Рауль вложил письмо, внезапно упала — наши герои находились в каюте, и корабль слегка покачивало. Гримо поднял выпавший пакет.
— Хотите, съем? — с улыбкой спросил он. Этими словами Гримо предлагал хозяину "перемирие".
— Мой друг де Гиш написал мне более объемное послание, нежели то, что матушка Арамису в Ла Рошель.
— Я хотел сказать, что…
— Письмо такого же политического значения, как то, что скормил тебе граф де Ла Фер? Успокойся. Не те времена. Конечно, я его уничтожу — де Гиш сам просит об этом, но не таким диким способом. Я его просто-напросто сожгу, только еще раз перечитаю. Ты прав, Гримо. Спасибо, старина.
Гримо отправился 'погулять' , по совету хозяина. Отчасти избавившись от упреков совести, Рауль склонился над гитарой. Он хотел было подобрать сопровождение к песенке де Гиша… 'Заговоры с целью захвата власти будут еще довольно долго. Ах! Уберечься бы от напасти ради невыполненного Долга!..Так и живешь, хоть плачь, хоть смейся, то Ланселотом, а то Шекспиром. Господи! Долго ль еще злодейство будут брать верх над нашим миром?! Нам ведь нельзя с тобой, приятель, где-то в степи лежать убиту… ' [5]
5
Слова Светланы Потапкиной.
…Но со вздохом отложил гитару. Не то было настроение! Как-нибудь в другой раз, решил Рауль.
Он проиграл было мелодию прощальной песни Сержа, но слова запомнил не все, хотя яркие образы врезались в его память, песню Сержа он слышал впервые — это было, видимо, нечто новое в репертуаре барда, ибо последний регулярно знакомил друга со своими произведениями. А что за песня без слов? Так, машинально перебирая струны, Рауль вспомнил одну очаровательную английскую народную песню, мелодия которой восходит чуть ли не ко временам Робин Гуда, а по другой версии, она родилась в незапамятные времена в Ливерпульской гавани. А в веселой Англии у Рауля было очень много знакомых. 'До-ре-ми-ми-ми-ми-ми, фа-ми-ре-до-до-соль-до…до, си, ля, до-ре-до-си-ля-соль… ' [6]
6
Рауль играет мелодию английской народной песни 'The girl' , известной в исполнении 'Beatles' .