Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы
Шрифт:
Показательна борьба комментаторских трактовок на материале литературы XVIII в. Если Ефремов в своих переизданиях книг литераторов того времени предлагал «демократическую» ее интерпретацию, нередко упоминая в примечаниях о «варварских привычках крепостного права», то Грот, издавая Державина, почти не давал реальный комментарий, делая акцент на комментарии текстологическом и биографическом 298 . Однако П.И. Бартеневу он писал: «Весь мой труд, смею полагать, есть довольно энергическая выходка против невежественной брани <…>» 299 (речь шла о современных критиках Державина). Намерение Грота было понято его оппонентами, и они (в частности, и П.А. Ефремов) подвергли издание резкой критике 300 .
298
См.: Берков
299
Цит. по: Зорин А. Глагол времен // «Свой подвиг совершив…» М., 1987. С. 107—108. См. в этой работе А. Зорина на с. 105—108 содержательную характеристику комментаторских принципов Грота.
300
См.: Зорин А. Указ. соч. С. 114—127.
Принято считать, что комментарий призван пояснить текст. Это пояснение осуществляется путем включения текста в более широкий контекст: исторический, литературный, философский и т.д. Комментатор обращается к другим текстам и пытается дополнить круг знаний читателя, чтобы он смог полноценно воспринять произведение. Он – своего рода посредник, посвятивший себя поискам подобных сведений. Из бесконечного мира культурной информации он извлекает нужное (с его точки зрения) для понимания данного текста. Но дело ведь не в том или ином факте, а во всей картине мировосприятия, структуре ценностей читателя иной культуры, восстановить которую в целостном виде комментатор не в силах. Напротив, приводя в комментариях цитаты из эпистолярных и мемуарных источников, которые не были известны современникам текста, а также очищая текст от редакторских и цензурных изменений, публикатор/комментатор нередко создает новый артефакт, не имеющий соответствия какому-либо тексту в прошлом (см., например, современные издания «Что делать?»).
Авторы работ по текстологии настаивают, что комментарий в научных изданиях не должен включать легкодоступные сведения. Д.С. Лихачев писал, например: «Комментарий к научному изданию должен носить исследовательский характер. Это род исследования текста. Комментарий, излагающий более или менее известные данные, допустим только в научно-популярных изданиях» 301 . Однако того идеального «научного» комментария, о котором говорят специалисты по текстологии, на деле не существует. Напротив, даже «академические» издания заполнены информацией, которую в принципе читатель должен знать, если обращается к изданиям типа полных собраний сочинений, а если не знает, то легко может разыскать в распространенных справочниках.
301
Лихачев Д.С. Текстология. Л., 1983. С. 540.
Вот, например, в Полном собрании сочинений А.С. Грибоедова, вышедшем с грифом Института русской литературы, в комментариях А.Л. Гришунина к «Горю от ума» сообщается, кто такие свояченица, Амур, пономарь и камергер, поясняются Содом, бахрома, камер-юнкер, вольтерьянец, якобинец, паж и т.д., и т.п. 302 Аналогичным образом в Полном собрании сочинений Н.С. Гумилева, на котором также стоит гриф ИРЛИ, поясняются Люцифер, викинг, Содом, кондор, Геракл, вериги, таверна и т.п. 303
302
См.: Грибоедов А.С. Полн. собр. соч.: В 3 т. СПб., 1995. Т. 1. С. 297, 298, 312, 314, 329, 330, 333, 342, 344.
303
См.: Гумилев Н.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1998. Т. 1. С. 374, 385, 387, 429, 437, 445, 454.
С другой стороны, сведения, необходимые исследователям, нередко попадают в популярные издания. Курьезный пример такого безадресного (якобы научного) комментария – подготовленное В.Д. Раком издание низовых повестей Матвея Комарова (История мошенника Ваньки Каина. Милорд Георг. СПб.: Журнал «Нева»; Летний сад, 2000). С одной стороны, книга явно адресована «широкому» читателю: снабжена завлекательной обложкой «под лубок», названия произведений приведены на титуле в усеченной форме, а обработчик Комаров превратился в автора, в примечаниях поясняются такие слова, как «просвирня», «консистория», «камергер», «камер-юнкер», «вершок». С другой стороны, дается подробный текстологический комментарий, нужный только специалистам, число которых по данному вопросу исчисляется в лучшем случае десятками.
Комментарий обычно в значительной степени состоит из того, что уже известно, но поиск этих сведений может представлять трудности для читателя, а комментатор кумуллирует их рядом с текстом (исторические события, упоминаемые лица, бытовые реалии прошлого или специфической среды, устаревшие или региональные слова, тексты на иностранном языке, цитаты), и из того, что комментатор нашел или придумал (доказал) сам. В практике комментаторов преобладает первый вид комментария, а второй встречается весьма редко. Это не случайно. Несмотря на заявления теоретиков комментаторской работы, комментарий имеет по своей природе прежде всего дидактический характер.
Можно предложить следующий операциональный критерий: когда архивный текст публикуется и комментируется впервые, работа комментатора носит преимущественно исследовательский характер (характерно, что публикации такого типа производятся обычно в научных журналах и сборниках; это – публикации для «своих»). Если же комментируется легкодоступный текст, то в комментарии (в том числе и в академических собраниях сочинений) значительную часть занимает информация, известная специалисту и рассчитанная на более широкие круги читателей. Специалисту не нужны разыскания под одной обложкой с текстом. Текст у него уже есть. Пояснения же к нему поискового характера один исследователь может изложить, а другой прочесть отдельно: в журнале или сборнике статей.
Особенно наглядно дидактический, нормативный характер комментария проявился в советский период, когда численность культурного слоя резко сократилась (репрессии, эмиграция, гибель от голода, холода, болезней), а малокультурный читатель столь же резко вырос в объеме в результате интенсивной работы по повышению уровня грамотности, деятельности рабфаков, самообразования.
Кроме того, резкая социальная ломка быстро сделала непонятными дореволюционные реалии. Поэтому в советский период функция комментатора приобрела специфическую нагрузку. Старые справочники не переиздавались и имелись в очень немногих библиотеках, новых выходило очень мало, и весь пласт информации, связанный с дореволюционной жизнью, был малодоступен. Подобно советским кинокритикам, которые смотрели фильмы на зарубежных кинофестивалях или на закрытых просмотрах, а потом рассказывали о них советским зрителям, комментатор черпал сведения из доступных ему, но недоступных массе читателей источников.
Специалисты-текстологи отмечают, что «многие дореволюционные издания [классиков] вовсе не преследовали задач историко-литературного комментирования текстов, в связи с чем этот вид комментария в них отсутствовал <…>. Можно определенно сказать, что историко-литературный комментарий в его современном виде целиком выработан советской текстологической практикой» 304 .
По сравнению с периодом расцвета комментария сейчас значимость литературы, особенно литературы высокой, классической (и, соответственно, литературоведения), чрезвычайно низка. Социальные и культурные силы, которые ранее поддерживали нормативные трактовки (школа, государственное книгоиздание, культурная элита), утратили авторитет.
304
Основы текстологии. М., 1962. С. 427. (Глава написана Э.Л. Ефременко при участии Л.П. Штокмара.)
Различные инстанции (в том числе и Интернет) способствуют плюралистичности восприятия, готовности согласиться с одновременным существованием различных вариантов, разных интерпретаций. Больше того, все слабее историзирующий подход к культурным артефактам. Различные культурные пласты и явления синхронизируются, возникает то, что очень метафорически можно назвать новым мифологическим сознанием. А такое сознание потребности в комментарии не испытывает.
С сужением зоны востребованности комментария получается, что нужен он почти исключительно специалистам.