Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту
Шрифт:
11. Мое личное положение вот какое. Честные граждане относятся ко мне так же, как и при твоем отъезде, а городские грязь и подонки много лучше, чем при твоем отъезде. Ибо мне не вредит и то, что мои свидетельские показания, по-видимому, не возымели действия. Без боли пущена кровь у недоброжелательства, тем более, что все, кто способствовал тому позору 234 , признают, что решение по тому, не вызывающему сомнений, делу было у судей куплено. К тому же эта составляющая народные сходки пьявка казначейства, жалкая и голодная чернь, полагает, что Великий 235 особенно расположен ко мне; право, многочисленные и приятные узы соединяют нас друг с другом настолько, что эти наши сотрапезники заговора, молодые люди с бородками, называют его в своих разговорах Гнеем Цицероном. Таким образом, и на играх и при боях гладиаторов я встречал поразительные знаки одобрения без свиста пастушьей свирели.
234
Оправдание Публия Клодия.
235
Помпей;
12. Теперь ждут комиций. Вопреки всеобщему желанию, наш Великий проталкивает сына Авла 236 , сражаясь за это не своим влиянием и дружескими отношениями, а тем, чем, по словам Филиппа 237 , можно взять все крепости, лишь бы только на них мог взобраться ослик, нагруженный золотом. Сам же знаменитый консул, подобно актеру низшего разряда 238 , говорят, взял дело в свои руки и держит у себя дома раздатчиков 239 , чему я не верю. Однако, по требованию Катона и Домиция 240 , сенат уже принял два постановления, вызвавшие нарекания, ибо их считают направленными против консула: одно разрешает производить обыск у должностных лиц, другое гласит, что тот, в чьем доме живут раздатчики, совершает противогосударственное деяние.
236
Луций Афраний, ставленник Помпея, был избран консулом на 60 г. Цицерон в письмах постоянно называет Луция Афрания сыном Авла. Для объяснения этого высказаны различные предположения. Возможно, что Авл не был его отцом в действительности и Цицерон намекает на скандальную связь его матери.
237
Один из оптиматов.
238
Писон. Ср. письмо XIX, § 2.
239
См. прим. 11 к письму XX.
240
О Катоне см. прим. 15 к письму XIX, о Домиции см. прим. 18 к письму X.
13. Все-таки народный трибун Луркон, вступивший в должность одновременно с Элиевым законом, освободился и от Элиева и Фуфиева законов 241 для того, чтобы внести закон о подкупе избирателей 242 , обнародованный при добром знамении тем хромым человеком 243 . Таким образом, комиции отложены на пятый день до секстильских календ. Новое в законе то, что если кто-нибудь посулит деньги членам трибы и не даст их, то он не подлежит наказанию; если же даст, то в течение всей своей жизни должен каждому из членов трибы по 3 000 сестерциев. Я сказал, что Клодий уже и ранее соблюдал этот закон: его обыкновением было обещать и не дать. Но послушай: ты понимаешь, что если тот будет избран, то мое славное консульство, которое Курион прежде 244 называл апофеозом, превратится в детскую игру 245 . Поэтому, мне думается, нужно предаваться философии, как это делаешь ты, и не придавать никакой цены этим консульствам.
241
О Лурконе см. прим. 7 к письму X. Закон Элия (lex Aelia) и закон Фуфия (lex Fufia), принятые в 154 г., определяли право должностных лиц не допускать комиций в течение всего дня, сославшись на дурные знамения; это называлось obnuntiatio.
242
Ambitus, буквально — обход, собственно — домогательство государственной должности. Название произошло от того, что в старину кандидаты обходили граждан на Марсовом поле с просьбой голосовать за них. Впоследствии так обозначалось домогательство незаконным путем, главным образом путем подкупа избирателей при помощи раздатчиков табличек для голосования (см. прим. 11 к письму XX). Против этих злоупотреблений был издан ряд законов и постановлений сената, устанавливавших как меру наказания денежные штрафы и даже изгнание и лишавших права впредь занимать государственные должности. Однако сами законодатели не соблюдали издаваемых ими законов. В 63 г. Цицерон, будучи консулом, внес закон de ambitu, уточнявший смысл и усиливавший кару, установленную законом Кальпурния от 67 г., но сам в том же году защищал Луция Лициния Мурену, обвиненного в этом преступлении.
243
Противопоставление образов «хромой человек» и «доброе знамение» — шутка и отголосок народного поверья о том, что физический недостаток является дурным признаком.
244
До процесса Публия Клодия Курион отец был на стороне оптиматов.
245
Чтение и толкование различны: faba ima — детская игра с применением боба.
14. Ты пишешь мне о своем решении не ездить в Азию. Я, правда, предпочел бы, чтобы ты поехал туда, но боюсь, как бы от этого не было неприятностей. Я, однако, не могу порицать тебя за это решение, особенно когда я сам не выехал в провинцию.
15. Твоими надписями, которые ты поместил в Амальтее, я буду доволен, особенно когда и Фиилл покинул меня и Архий 246 ничего не написал обо мне. К тому же я боюсь, что он, сочинив для Лукуллов поэму на греческом языке, теперь смотрит в сторону Цецилиевой драмы 247 .
246
Об Амальтее см. прим. 4 к письму XIX. О Фиилле см. прим. 3 к письму V. Архий — поэт, которого Цицерон защищал.
247
Т.е. в честь Метеллов, принадлежащих к роду Цецилиев.
16. Я поблагодарил Антония 248 от твоего имени, а то письмо передал Маллию. Раньше я писал тебе реже, потому что у меня не было подходящего человека, кому я мог бы передать письмо, и я не знал хорошо, куда послать. Вот как высоко я ценил тебя.
17. Если Цинций 249 поручит мне какое-нибудь твое дело, я возьмусь. Но теперь он более занят своими делами, а я не оставляю его без моей помощи. Если ты будешь оставаться на одном месте, то жди от меня частых писем, но и сам изволь писать побольше.
248
Гая Антония, проконсула Македонии, за содействие, оказанное им Аттику при взыскании долга с города Сикиона. Ср. письма XIX, § 1; XXV, § 9.
249
Цинций — доверенное лицо Аттика.
18. Опиши мне, пожалуйста, свой Амальтей: как он украшен, каково местоположение? Пришли мне также поэмы и рассказы, какие ты собрал и о самой Амальтее. Мне хочется устроить Амальтей в арпинской усадьбе 250 . Я пришлю тебе что-нибудь из моих сочинений. Я еще не закончил ни одного.
XXIII. Титу Помпонию Аттику, в Эпир
250
Ср. письмо XXVII, § 11.
[Att., I, 17]
Рим, 5 декабря 61 г.
1. Твое письмо, в котором ты привел выдержки из писем моего брата Квинта, показало мне большую изменчивость его настроений и непостоянство мнений и суждений. Поэтому я испытываю такое огорчение, какое должна была причинить мне моя сильная любовь к каждому из вас, и недоумеваю по поводу того, что же могло так сильно оскорбить брата Квинта и так изменить его чувства. Я уже и ранее понимал то, что, по моим наблюдениям, подозревал и ты, уезжая от нас, а именно, что он затаил какое-то предубеждение, уязвлен и что в душу ему запали какие-то злые подозрения. Желая излечить его от них, что я неоднократно делал и до получения им провинции по жребию, а особенно настоятельно после получения ее, я еще не понимал, что он обижен в такой сильной степени, о какой говорит твое письмо; при этом я не добился такого успеха, какого желал.
2. Однако я утешался тем, что он, в чем я не сомневался, увидится с тобой в Диррахии или где-нибудь в тех местах; я был уверен и убедил себя в том, что когда это случится, то между вами все уладится не только от беседы и обсуждения, но уже от самого свидания и встречи. Ведь о том, как брат Квинт добр, как он располагает к себе, как он мягок душой и для того, чтобы почувствовать, и для того, чтобы забыть обиду, мне нечего писать тебе, знающему это. Но случилась большая неприятность: ты нигде не встретил его. Взяло верх то, что ему хитро вдолбили некоторые люди, над дружбой, близостью и вашей прежней взаимной любовью, которая должна была решительно взять верх.
3. О том, где кроется причина этой неприятности, мне легче судить, нежели писать, ибо опасаюсь, что я, защищая своих родных, не пощажу твоих. Хотя домашние 251 и не нанесли никакой раны, однако они, конечно, могли излечить ту, которая уже была. Однако дурную сторону всего этого, которая ведет несколько дальше, чем кажется, мне удобнее объяснить тебе при встрече.
4. Что касается письма, которое он написал тебе из Фессалоники, и разговоров, которые он, как ты думаешь, вел в Риме у твоих друзей и в пути, то не знаю, является ли это столь важной причиной, но возлагаю всю надежду на облегчение этого тягостного недоразумения на твою доброту. Если ты согласишься с тем, что самые лучшие люди часто бывают и раздражительными и в то же время способными к примирению и что эта, так сказать, возбудимость и мягкость природы большей частью свойственна добрым людям и что мы (это самое главное) должны переносить взаимные неудовольствия, или недостатки, или обиды, то все это, как я и надеюсь, легко уладится. Молю тебя так и поступить, ибо для меня, глубоко любящего тебя, чрезвычайно важно, чтобы среди моих родных не было ни одного человека, кто бы не любил тебя или не был любим тобой.
251
Цицерон имеет в виду Помпонию, сестру Аттика и жену брата Квинта.
5. Менее всего была нужна та часть твоего письма, в которой ты описываешь, какие возможности получения выгод как в провинциях, так и в Риме ты упустил и в другое время и во время моего консульства. Ведь мне хорошо известно и благородство и величие твоей души, и я всегда полагал, что между нами нет никакого иного различия, кроме выбора жизненного пути: меня известное честолюбие побудило стремиться к почестям, тебя же иной образ мыслей, отнюдь не заслуживающий порицания, привел к почетному покою. Но что касается поистине похвальной честности, заботливости, совестливости, то я не ставлю выше тебя ни себя, ни кого-либо другого, а за твою любовь ко мне (я не касаюсь любви брата и семьи) даю тебе первую награду.