Письма на воде
Шрифт:
Саше нравились его губы, его прикосновения, его теплые руки, твердые ладони. Она чувствовала себя любимой, хрупкой, женственной. Любовницей, а не сексуальным партнером. Она ощущала его восхищение – и большего ей не требовалось.
Возможно, это атавизм. Возможно, девушки будущего не поймут, о чем речь. Но женщине, рожденной в двадцатом веке, необходимо видеть в глазах мужчины благодарность.
Саша не знала, влюбился ли он в нее, или же просто он такой милый, старомодный мужчина, который благодарен ей за то, что она его
При этом он умудрился не потерять достоинства и не утратить мужественности.
– Есть подозрение, что он зануда, – добавила она, рассказав мне о первых впечатлениях.
– Ну ты хороша! – Я всплеснула руками. – Только что это был лучший в мире секс, а теперь он зануда!
– Зануда! – настаивала Саша. – Секс хороший, но мне с ним скучно. Похоже, у него нет чувства юмора.
А Никита тем временем завел себе Наташу.
Очень худенькая, маленькая, с неожиданно полной грудью – эта красавица была платиновой блондинкой с прической «боб». Наташа держалась надменно, много молчала.
Никита пригласил ее на какой-то модный фильм, и она настаивала, чтобы они поехали в кинотеатр, где есть места для поцелуев. Как выяснилось, на такие деньги можно нанять пару шлюх, которые не ограничились бы невинными поцелуями. Никита взбунтовался, Наташа развернулась и ушла.
Никита, конечно, обиделся, но Наташа была тверда – она отвечала на каждый его десятый звонок и сообщала, что очень занята.
Никиту выручили розы, шоколад ручной работы и сережки от Сваровски.
Но все пришлось начинать сначала. Никаких поцелуев.
Мне было обидно за Сашу.
Никита не надевал на свидания с Наташей старый свитер и потрепанные джинсы. Он надевал то, что они купили вместе с Сашей. При мне Никита устроил истерику из-за того, что ботинки не идут к куртке.
Сашу не надо было добиваться. Она была открыта для него круглосуточно, как городской парк. А Наташа требовала плату за вход – и за эту плату его еще и унижали на пороге, ясно давая понять, что не очень-то он и важная персона, чтобы перед ним расшаркиваться.
Наташа превратила их отношения в коммерческое предприятие: почему-то ей казалось при этом, что именно она – настоящая женщина.
А нам это представлялось отсутствием достоинства – относиться к себе как товару.
У меня, насмотревшейся на этот аттракцион, даже промелькнула мысль о выгоде быть настоящей сукой.
Мысль эту я подавила, ведь все зависит от того, чего ты хочешь в жизни.
Жизнь Наташи, например, очень скоро изменилась. Умер отец – влиятельный мужчина, на котором в их семье все держалось. Ее мать, оплакав мужа, сделала себе несколько пластических операций и уехала в Монако, заявив, что вдоволь намучилась и теперь хочет пожить для себя.
Наташа, которой было всего девятнадцать, растеряла былую уверенность в себе. Ей было трудно, и мы взяли ее в свою банду.
Дело приняло
Но все это случилось позже.
А пока Никита возил Наташу по ресторанам и, конечно, смело платил по счетам. Он даже купил новую машину.
Он ухаживал!
Мы старались, чтобы Саша поменьше об этом знала, но она знала.
Мы утешали ее тем, что у Никиты пошлый вкус. Если бы ему предложили Карлу Бруни или Памелу Андерсон, он бы выбрал последнюю. Вне всяких сомнений.
Это было глупо.
– Все бы выбрали, – уверяла Саша.
– Кроме Мика Джаггера, – напоминала Настя. – Он ведь был любовником Бруни.
– И кроме Эрика Клептона, – встревала я. – Ну не понимает человек хорошего отношения! К тому же у тебя есть Сергей.
Сергей вел себя так, словно Саша была венцом творения.
– Я не истеричка, – говорила Саша. – Но вы понимаете, действительно ему чего-то не хватает. Нет остроты. Он такой милый, такой хороший… У нас такие гладкие отношения, что мне как-то не по себе, и шуток он не понимает, честное слово. Он тут как-то засмеялся, а я испугалась – раньше не слышала его смеха. Жуть.
Многие мужчины будут правы, если возмутятся:
– Чего хотят женщины?
Пренебрегает – плохо. Заботится – еще хуже. Но в отношениях обязательно должна быть страсть – может, не классическая, по Шекспиру, с ядами, кинжалами и прочими атрибутами средневековой драмы, но без накала чувств, без неуверенности, без отчаяния любовь превращается в один из тех ироничных фильмов Энди Уорхола, в которых пятнадцать часов показывают, как художник спит.
Однажды я купила новую сумку и показала ее своему молодому человеку.
– О, здорово, – сказал он. – Нормально.
А вечером мы пошли в ресторан, и там был приятель, почти моя подружка, доверенное лицо.
– Смотри, что я купила! – Я сунула ему сумку.
Приятелю не было никакого дела до моей обновки. Он ничего не понимает в сумках. Он любит только футбол. Но он меня знает.
– О боже, боже, боже! – голосил он. – Какая прелесть, ах-ах-ах!
– Вот теперь ты понимаешь, как надо? – с упреком спросила я моего любовника. – Учись.
А ведь когда все только начиналось, и он был таким. Хотел мне угодить. Был на одной волне.
У женщин другой эмоциональный диапазон. У мужчин на этой частоте закладывает уши, а мы не слышим их, потому что они скупы на чувства. Мы поворачиваем ручку громкости до упора в надежде донести до них свои переживания, но они корчатся от боли.
– Мне кажется, я влюбилась в него только потому, что он такой красивый, – вздыхала Саша.
– И Никита красивый. Это уже тенденция, – указывала я.