Письма на воде
Шрифт:
Я только развела руками:
– Никит, ты, правда, от жены уходишь? – спросила у него я.
– Твою мать! – выругался он.
Конечно, Никита уже передумал. Он испугался.
Раньше мужчины обманывали женщин, чтобы заняться с ними любовью. Обещали оставить прошлую жизнь и начать новую.
Но сейчас, когда никто от них этого не требует, они обманывают сами себя. Им хочется новой жизни, с новыми женщинами, которые ничего не требуют, и не хотят замуж, и ведут веселую жизнь, но они боятся, что все это окажется для них слишком сложным.
Мужчины разучились
Саша тоже боялась. Она не могла набраться мужества и пустить одного из них в свой мир.
После Миши ей казалось, что воздух в Москве очистился от скверны и зазвенел от кислорода. Миша не совсем человек, он состоял из привычек и правил.
Телевизор он слушал при таком тихом звуке, что Саша оставила это занятие – все равно не понимала, о чем там говорят. Миша нервничал, если уличная обувь выступала за границы прорезиненного ковра в прихожей.
Миша любил, чтобы на окнах, кроме штор, были еще и жалюзи – и эти жалюзи должны были быть открыты ровно на одну четверть. Миша был уверен, что сначала надо пропылесосить, а потом уж делать влажную уборку. Миша не позволял вынуть пульты из целлофана. Он не выбрасывал коробки от техники. Носил плавки.
И все эти его множественные привычки оказались такими назойливыми, что Саша то смирялась, то боролась – но всегда была в напряжении. Миша обижался, расстраивался, злился.
Оставшись одна, Саша в противовес собственным наклонностям тут же разбросала вещи по квартире, повсюду наследила и собрала такое количество мешков с пластиковыми тарелками, что они уже начали шевелиться.
В своей квартире она каждый день ощущала радость от того, что никто не мешает ей жить. Помощи она не ждала. И не потому, что обозлилась – ей нравилось чувствовать себя сильной.
По вечерам она приносила себе что-нибудь вкусное, смотрела кино, принимала ванну, ходила по квартире голая, с маской на лице (Миша этого не выносил), пила часов в одиннадцать кофе (этого Миша не понимал), могла устроиться поработать, включала порнушку (при Мише это было вне закона), обрызгивала подушки духами, зажигала по всей квартире ароматические свечи (у Миши от них болела голова), временами доставала вибратор (теперь его не надо было ни от кого прятать) и, главное, читала в кровати до глубокой ночи, разложив на одеяле тяжелые альбомы.
Она не уставала перечислять все то, чего ее лишал Миша. Саша наслаждалась.
И вообразить, что новый мужчина войдет в ее жизнь со своими правилами, и вся эта гармония рухнет…
Ира тем временем предложила мужу завести детей. Никита ужаснулся. Он хотел детей, но, видимо, не от Иры. И не сейчас. Так он думал.
Ира тоже не хотела, но ей казалось, это умно – предложить мужу родить ребенка, чтобы он раскис от счастья и благодарности.
С каждым днем все усложнялось.
– Саша, извини, я завтра не могу, – первый раз соврал Никита.
– Никит, давай перенесем встречу на пятницу, – перезвонила ему спустя несколько дней уязвленная Саша.
– Черт, прости, совсем забыла! – от души расстроилась Саша. – У меня подруга прилетает из Сан-Франциско, я с ней буду.
– Саш, у меня теща ногу
– Я не могу, у меня проблемы! – быстро отзвонился Никита из туалета, где прятался от разъяренной Ирочки.
Они встретились спустя пару недель. Бросились друг к другу, но не потому, что пылали от нетерпения, а потому, что делали так всегда. Но в этот раз все пошло не туда. Секс был отчасти фальшивый и немного нелепый. Они торопились, ощущая, что между ними что-то переменилось, и не знали, как поступить с этим новым чувством грусти.
– Надо прекращать этот балаган, – говорила мне Саша.
– Ну что ты сразу – «балаган», – упрекала ее я.
– Да как-то все сикось-накось… – морщилась она.
– Прекращай. В чем проблема?
– Да нет проблем, – соврала Саша.
Каждому человеку хочется верить, будто он управляет своими чувствами. Но это тысячу раз не так.
Мой день рождения приходится на позднюю осень. На улице редко светит солнце, мухи медленно летают по квартире и падают тебе на колени, сонные и уставшие, на голых деревьях трепещут от ветра три-четыре последних листа, один из них отчего-то зеленый. Никому не хочется уходить из дома, поэтому на моем дне рождения все напиваются до полнейшего безобразия.
Я пригласила Никиту, пригласила Сашу.
Он затащил ее в туалет.
– Я не могу рядом с унитазом! – Саша вырвалась и поправила юбку. – Прости.
– Есть идея! – воскликнул Никита.
Наверное, была причина, по которой они не сняли номер в гостинице, не поехали к Саше.
Никита поймал такси до Гольяново, взял ключи от гаража у своего приятеля-байкера, и там, в жестянке, рядом с мотоциклом, на узкой кушетке, подсоединив к колонкам айпод, они занялись любовью. В гараже была раковина, и обогреватель, и даже недопитая бутылка текилы.
Они были там счастливы.
Они полюбили этот гараж. Даже стали называть его «наше место».
– Клянусь, я спал в подъезде! – уверял Никита Сашу. – Неделю, наверное. А потом нашел девочку из Ясенева, жил у нее. Через нее познакомился с Андроном. У него мама живет в Швейцарии, она юрист, а папа здесь, водитель. Там такая история… Они продали дедушкину квартиру, часть денег матери отправили, а на то, что осталось, Боря, это папа Андрона, купил ему машину, у Дрона сделали ремонт, а отцу досталось тысяч пятнадцать, что ли. Он таких денег в руках не держал!
– Да вроде сумма не то чтобы… – перебила его Саша.
– Ну да… В общем, он их конкретно пробухал.
– Пробухал?
– Ты прикинь, человек раз в год выпивал по праздникам, ему пятьдесят, и он стал алкашом! Я у него жил, а потом он такую же бабу завел, пьянь, что я переехал к его корешу, тоже алкашу. За квартиру его поил, кормил, «неотложку» ему вызывал.
– Слушай… – ужасалась Саша. – Вот тебе досталось… А мы тут еще все недовольны. Н-да…
Они открывали пакеты из «Макдоналдса» или распаковывали коробочки с суши, заворачивались в старые пледы, пропахшие бензином, и отключали громкость на телефонах.