Письма полковнику
Шрифт:
Мише я твое письмо не показывала. Давай считать, что его, того письма, и не было, ладно? Драго передает тебе привет. Ему я тоже ничего не говорила, чтобы не волновался. У него уже скоро.
Напиши мне. Хорошо–хорошо подумай и напиши.
Твоя Эвита.
30.06.18.
ГЛАВА V
— Да нет, ножик все–таки был, — задумчиво произнесла она — Не полный же ты идиот.
— Ты думаешь? — слегка воспрял Толик.
Выглядел он неважно: красные глаза, слипшиеся ресницы, бритая голова словно подернулась сизым слоем плесени,
Сейчас они поникли головами вниз, зажатые между двумя не очень чистыми Толиковыми пальцами. И на фига, спрашивается, было печатать их втихаря на студийной технике, если ему по барабану?
— А куда он его в таком случае дел?
— Чего? — Она еле врубилась в смысл вопроса. — А, нож… в рукав спрятал, мало ли.
— Он был с короткими рукавами.
— Какой же ты зануда… Значит, в карман сунул, той штуки, которая у него на локте висела. Элементарно.
— Ты сняла?
— Что?
Толик сорвался с места, заходил туда–сюда по горячим плитам набережной; внутри у него бурлило, пузырилось и посвистывало, как в закипающем чайнике. Нет, ну какого черта? Наконец–то законный перерыв между съемками, стадо звездулеток давно плещется в море, а она… А всего–то надо было — послав его вчера подальше, быть последовательной и никуда не идти. Тогда бы сейчас она с чистой совестью считала, что у Толика окончательно поехала крыша под раскаленным солнцем.
— Слушай, а пошли на пляж. Там поговорим.
Взвился, подпрыгнул, словно крышка чайника, дошедшего до кондиции:
— Какой пляж?! Меня хотели… хотят убить, а ты…
Обреченно вздохнула:
— Хорошо. В тень хоть отойти можно?
Выбросив часть пара, Толик позволил увести себя в кафешку под открытым небом, вернее, «Под платаном». Маша прониклась этим заведением еще во время съемок, разглядев его в подробностях через объектив: столики сгрудились вокруг толстенного ствола, в дупле помещается автомат для разлива пива, а мощная крона не пропускает солнца. Взяла им обоим по светлому, уселась напротив Толика, закурила. Красота. Не хуже пляжа. Если б еще Толиковы проблемы оказались, как всегда, виртуальными, словно интернет–издание «По следам»…
Вряд ли. Она сама видела.
— Ты сняла?!
— Кое–что. Но там брак, почти ничего не видно.
— Где фотки?
— В аппарате. Я не стала печатать.
— Эту хрень печатала, а те не стала?!
Он с размаху бросил веер фотографий на стол, будто проигравшийся картежник. Огни, танцующие пары, женщина в красном платье с бокалом красного вина… И сам Толик, мачо хоть куда: и не скажешь, что поджилки у него трясутся, а морда из последних сил сохраняет подобие кир ича. Она, Маша, старалась, а он… Вот гад.
— Договорились, — она сгребла снимки со стола. — Больше я никакой хрени не печатаю и не снимаю. Пускай обломаются.
— Ты что?! Они же меня… то есть нас…
— Тебя, Толик. Тебя они запугали. А меня — нет.
Он засопел, подходя к новой точке кипения, но сдержался, залив ее длинным глотком пива. Облизал пену с губ, Протянул руку:
— Покажи.
Маша показала, с трудом добыв нужные кадры из–под нескончаемых нимфеток верхом на драконе. Толик усердно вертел в руках фотоаппарат, пытаясь найти угол, под которым несколько темных фигур на темном фоне чуть меньше отсвечивали бы на крохотном мониторе. По правде говоря, тут она действительно лажанулась. Фокусное расстояние слишком длинное, вспышка не взяла, да и выдержку ночного режима не получилось додержать до конца… короче, фотки уже не вытянешь. Да и смысл? Самое разумное — вообще выйти нафиг из чужой игры с непонятными правилами. Она, Маша, с самого начала не могла врубиться, зачем лично ей какая–то дочь какого–то полковника…
— Они сказали, что им от тебя конкретно нужно?
— Ну… В общем, чтобы я продолжал с ней встречаться. А всю информацию сливал им… то есть согласовывал. И фотки. Дай сюда, кстати.
А нефиг было швыряться. Маша выдернула пачку снимков прямо из–под его липких пальцев. Аккуратно сложила, убрала в сумку и демонстративно застегнула молнию.
— Ты чего?!
— Того. Со мной они не договаривались. Пускай попробуют, посмотрим, как это у них получится. Я все–таки не фигней страдаю, а работаю в составе съемочной группы, и чтобы до меня добраться, сначала нужно поиметь дело… да хотя бы с нашей зампродюсершей, — она прыснула, представив себе эту сцену. Отпила пива:
— Разумеется, за тобой по ночам я больше не шастаю. Да и днем тоже, сорри. Купи себе новую мыльницу, если хочешь. А лучше всего — мотай в Исходник. Уже. Сегодняшним телепортом.
— Я им говорил, что уеду. Не катит.
Прозвучало похоронно. Смотреть на Толика было почти так же жалко, как на давешнего дракона, замученного задницами звездулеток. Нет, бросать его на произвол судьбы с особым цинизмом Маша не собиралась. Но что поделаешь, если это сейчас и вправду самый вменяемый выход из идиотской ситуации?
— Кто они вообще такие?
Он шмыгнул носом:
— А фиг их знает. Но это они подвешивали тогда наш сервер… и еще грузовик, помнишь? Они, сто процентов.
— С чего ты взял?
Толик вытаращил глаза. Несколько раз хлопнул ресницами; ему, как всегда, шло. И ляпнул:
— Принцип Оккама.
— Ась?
— Нет, Машка, ну ты совсем отупела со своим отстойным телешоу, — в Толиковом голосе прорезалось привычное занудство; хороший признак. — Принцип Оккама заключается в том, чтобы не умножать сущности без надобности. Занимаясь делом Лилового полковника, мы перешли кому–то дорогу. Сначала они хотели меня убрать, а потом…
— А смысл?
Маша вытащила еще одну сигарету, щелкнула зажигалкой, затянулась. Толик поморщился; во–во, таких не берут в шерлок–холмсы. Кстати, о существовании Оккама, его принципа и прочей ерунды она тоже слышала, не надо ля–ля, но подобная информация еще никому не заменяла собственных мозгов. Глянула на часы: до объявленного сбора съемочной группы оставалось всего ничего, искупаться уже не придется. Придется вникать в то мерзковатое на вкус и запах, куда Толик умудрился влипнуть по самое не могу.