Письма с войны
Шрифт:
Война перешла теперь в морально угнетающую стадию, ах, действительно надо укротить свое сердце и оставаться сильным; будет ужасно, если мы потеряем уверенность в победе; вам, живущим дома, еще труднее, как мне кажется, потому что все как-то застопорилось, и война уже не обнадеживает, а надоедает; для всех нас эта война — наша молодость, а может, она даже станет нашей жизнью, если продлится дольше…
[…]
Западный фронт, 22 ноября 1942 г.
[…]
Сегодня опять выдалось расчудесное воскресенье; даже дух захватывает от такой красоты; влюбленные парочки прогуливаются по живописным аллеям маленьких городков и вдоль берегов Сены и Эврё, в водах
У нас было дежурство, по окончании которого я еще два часа (два!) проторчал перед канцелярией в ожидании обер-лейтенанта, более того, я пришел к нему по его же настоянию; разговор с ним получился пустым: сам он-де не сможет ничего для меня сделать и полагает, что и командир тоже не в состоянии что-либо предпринять; во всяком случае, теперь я имею право завтра с утра идти к адъютанту, тот, в свою очередь, должен записать меня к командиру; если бы я поверил, что наше счастье действительно находится в руках этих людей, то пришел бы в отчаяние; но все-таки оно находится в руках Божьих; просто они все Его безвольное орудие, с помощью которого Господь сообщает мне Свою истинную волю. […]
Я долго разговаривал с командиром соединения, он припомнил мне все: среди прочего мой вконец изношенный мундир и то, что за четыре года я дослужился всего-навсего до ефрейтора, в общем, упоминал разные, не зависящие от меня причины, которые могут занимать разве что саксонского педанта… Боже мой, если бы вы, жены, только знали, каким идиотам отданы на откуп ваши мужья и как с ними обращаются, с ними, защитниками отечества! Мне кажется, действительно возможен провал!
[…]
Западный фронт, 26 ноября 1942 г.
[…]
Тем временем, одолев с грехом пополам третий этап перехода, мы добрались, наконец, до нашей цели — симпатичного маленького прибрежного городка [82] ; это было поистине неимоверное мучение, последнюю часть пути мы даже ехали на машинах, иначе уже никак не получалось; и неудивительно, ежедневно мы проходили маршем с полным снаряжением примерно сорок километров; во время привала я должен был перво-наперво выполнить свою работу: достать лошадей и подводы, да что говорить, на отдых оставались лишь считанные минуты; и вот вчера поздним вечером мы прибыли сюда, удалось даже поспать несколько часов в кроватях, настоящих кроватях, а теперь мы приводим в порядок наше будущее жилище. […]
82
Имеется в виду Сен-Валери-сюр-Сомм.
С сегодняшнего утра снова возобновлю борьбу [83] ; попытаюсь пробиться к батальонному командованию, никогда нельзя терять надежду на то, что все еще может получиться; если мой отпуск начнется с пятнадцатого декабря — до этого срока я непременно должен победить, — то меня зачислят уже на этот семестр…
Ах, этот трехдневный марш с тяжелой ношей я никогда не забуду; три ночи, проведенные в каких-то сараях, на сырой соломе, не снимая сапог, грязный, до ужаса грязный, к тому же в часы отдыха должен был доставать лошадей, повозки, и все то же преодоление упорства крестьян…
83
Речь идет о стремлении получить учебный отпуск.
Вчера вечером по прибытии сюда я изнемогал от усталости, потому что последние десять километров пришлось опять тащиться пешком, это был самый мучительный отрезок пути длиной в сто двадцать километров; я получил отличное жилье, большая комната на троих в доме французских патрициев;
Буду продолжать бороться за «нашу жизнь», а если ничего не получится, переведусь при первой же возможности в другую дивизию.
[…]
Западный фронт, 28 ноября 1942 г.
[…]
С сегодняшнего утра я буду постоянно находиться здесь, на новом поприще; работы предстоит много, но я этому только рад; невероятно сложное оборудование, тем не менее я счастлив, потому что отныне избавлен от прежней нудной, однообразной работы; живу теперь тоже здесь, при комендатуре; у нас на двоих чудесная комната, которую будем приводить в порядок с утра, когда рассветет. […]
Здешняя жизнь в некотором смысле невероятно лживая; тут так много говорят, необходимо много говорить, и беспрерывно лгут, а при случае воруют; какая-то странная смесь из фантастического предательства и столь же фантастической невинности — эта «солдатская» жизнь; я тоже стал во всем настоящим «солдатом»; моя солдатская невинность захоронена где-то глубоко-глубоко; становишься изворотливым, изощренным, как цыган, легкомысленным, как Цыганский барон, однако твоя суть останется неиспорченной; и моя большая и единственно истинная радость состоит в том, что я прячу «нашу жизнь» подле сердца и храню ее в душе в полной неприкосновенности, я никому ее не выдам и не отдам и не позволю никому принять в ней участие, и я горжусь этим…
Такова жизнь, моя жизнь; внешне можно выглядеть грязным, как свинья, но душа от этого не должна страдать; в принципе здесь я действую, как во сне; до тех пор, пока я только солдат, я буду поступать именно как во сне; да, в такой жизни я в общем-то не принимаю участия; все происходит помимо меня, будто меня и нет вовсе…
[…]
Западный фронт, 29 ноября 1942 г.
[…]
…Из-за какой-то дурацкой причины опять сильно припозднился; но вот наконец, наконец-то я один, и времени у меня предостаточно, потому что теперь мне никто не мешает… Я просидел в конторе почти два часа и телеграфом посылал любовные письма французским девушкам в городок, где мы были прошлый раз; солдаты настолько простодушные, что я просто не мог отказаться выполнить их желание; […] часто мне становится не по себе от дикой и страшной тоски, стоит только задуматься над тем, почему я должен сидеть здесь и делать то, что противно моей природе, в то время как дома меня ждет большая, необычайной важности работа, которую я всей душой жажду и которая от такого жалкого прозябания вообще может пропасть…
Часто я молю Господа, чтобы Он сподобил меня участвовать в настоящей битве, как то подобает солдату, я верю, это будет очищением, но я знаю также, что не это главное; Фердинанд Эбнер [84] участвовал в войне, не нося мундира, однако сказал о ней великие, величайшие слова; но в конце концов я не так — о, Господи, далеко не так — велик, как он, и, быть может, для меня это очищение стало бы огненным чистилищем или битвой за Рай; единственное, что я по-настоящему испытал на войне, — это несколько налетов на наш бункер тогда на побережье да два-три дня пальбы по нашим позициям тяжелой английской артиллерии; в конечном счете любой ребенок, живя дома, больше узнал о войне, чем я.
84
Эбнер Фердинанд (1882–1931) — немецкий философ. Во время Первой мировой войны в связи с плохим состоянием здоровья не был призван в действующую армию, но тем не менее пошел в нее добровольцем и работал в военном отделе социального страхования.