Питомцы апокалипсиса
Шрифт:
«И чего я весь день как маленький?»
– Да, – прошептал мальчик. – Эта нитка намного длиннее.
В тот день – последний его день на Земле – Стас стал питомцем Юлирель.
Глава 1
Как обычно, я разбудил Юлю только с попытки дециллионной – мегаогромное число какое-то, больше, по-моему, нет. Ее странные желтые глаза со зрачками-полосками наконец раскрылись и сонно уставились на меня.
– Стас, – пробормотала Юля на певучем языке ананси, и опять закрыла глаза. Инопланетная девочка, с которой я нянчился уже шесть земных лет,
Моя голова будто сама собой отвернулась. Взгляд уперся в окно, за которым гигантский белый столб Света затмевал бледный лазоревый рассвет, пронзая утреннее небо с курчавыми барашками. Рядом по всей длине яркого столба парили в воздухе черные ящики сканирующих его зондов. Сколько здесь живу, столько вижу за окном этот Свет. Столько бужу по утрам Юлю.
– Нет, сколько можно меня доставать?! – закричал я на ее родном языке.
– Еще немного, – прошептала Юля и засопела. Я взвился:
– Это чертовски негуманно!
Сап Юли стал громче. Пора начинать операцию «Болтанка».
Я схватил изголовье кровати Юли и затряс изо всех сил так, что девочка-ананси покатилась по постели туда-сюда. Черные волосы с кроваво-алым блеском разметались по подушке. Одеяло окутало Юлю с головой, как гусеницу. Спрятало нагое плечо. И я смог снова смотреть на нее.
– Тебе еще нужно успеть помыть голову, – крикнул я.
– Ее Стас моет, – тихий шепот из-под одеяла. Стоявший в углу фабрикоид, робот-уборщик, вдруг включился и зашагал по комнате, подметая пол.
– Аксамит я тебе не наращу, – прорычал я, высоко поднимая правый бок кровати. Юля скатилась с постели и бухнулась на пол.
Фабрикоид пролез мимо меня под кровать. Механические руки заскрипели, шурша по полу щеткой.
– Эй, тебя никто туда не звал, – сказал я. – Кыш!
Мои предплечья задрожали. Тяжелая кровать грозила выскользнуть из пальцев и прихлопнуть железного болвана.
Юля поднялась с пола, взъерошенная и нагая. Много, слишком много гладкой, как нектарин, девичьей голубой кожи раскрылось передо мной. Я чуть не отпустил кровать.
– Чего стоишь? Одевайся, – прохрипел я, крепко зажмуриваясь и пытаясь не думать о безукоризненно изящной линии тела. Отвлекись на что-нибудь, приказал я себе, помедитируй. Интересно, как это вообще делается – медитация?
– Сначала волосы, – сказала Юля. – Новый аксамит растворяется от брызг воды.
Представляй что-нибудь нездешнее, сказал я себе, что-нибудь земное, представляй одуванчики. Легкие, пушистые… в черных волосах голой Юли. Не-е-ет, не там. Представляй, как ветер разносит султанчики одуванчиков по сочно-зеленому лугу под летним небом, безоблачным и светло-голубым…голубым, как кожа на плече Юли. Черт!
– В ванную, – простонал я, не открывая глаз. Босые ноги Юли пошлепали в коридор.
Я выдохнул, вытер вспотевшие ладони о штаны.
И с ужасом услышал, как кровать грохнулась на пол.
– Истукан, ты как? – прошептал я, заглядывая под кровать. За моей спиной прожужжали:
– Ежедневная уборка номер две тысячи сто девяносто пять завершена.
Я обернулся. В углу, возле аквариума с рыбкой, робот пикнул, входя в режим ожидания.
Когда прозвучал номер уборки, у меня сдавило виски. Каждое мое утро начинается
Длина суток здесь – девятнадцать часов, час равен семидесяти земным минутам: почти как на Земле. Значит, мне недавно исполнилось шестнадцать лет. А Лена проводит на Земле уже тринадцатый год жизни. Седьмой год без меня. И без мамы.
Я вооружился большим махровым полотенцем из шкафа. Едва мои ноги переступили порог ванной, сразу накинул полотенце на опасно-нагое тело Юли. Девушка даже не шелохнулась, бездвижно сидя на стуле у раковины.
Пока я мыл ее длинные черные волосы, Юля все это время смотрела в одну точку впереди.
Она так редко улыбается, подумалось вдруг. И, наверное, это к лучшему. Иначе я бы сошел с ума от восторга.
Привычным движением, не глядя, я протянул руку вбок и снял фен с крючка на стене. Щелкнул выключателем. Горячий воздух быстро испарил влагу с волос Юли.
Я бы поспорил на личный флаер со сверхсветовым движком и заправкой до Солнечной системы, что Юля сейчас не улыбнется. Проиграю – посадите на всю жизнь в карцер.
Ананси в десять лет впадают в глубокую депрессию. Вечная апатия, ночные крики, нервные срывы – я трачу все силы на борьбу с этим в Юле. И часто проигрываю. Ее постоянно клонит в сон, она никогда не хочет есть. Целыми днями моя хозяйка занимается гиперпилотированием. Крутит штурвал. Прокладывает курс в космической бездне. Настраивает навигационный компьютер. Размечает гиперпространственные координаты планет и звезд. А может и нет, но судя по «Звездным войнам» все так.
Юле физически не хватает сил все выдержать без срывов. У некоторых ананси, слышал, даже хуже: их подопечные люди постоянно ковыляют в синяках и кровоподтеках. Меня Юля хотя бы не колотит.
Так же не глядя я открыл шкафчик над раковиной, и выловил среди баночек с шампунями расческу.
Да, есть другие люди. Здесь, в Центре, их больше тысячи. Пару подростков ананси-человек называют земным словом «гешвистер». Я посмотрел на Юлю, на ее голые длинные ноги с тонкими чувственными пальцами, на едва прикрытую полотенцем грудь. Гешвистер, прошептал я. Брат и сестра.
Я расчесывал Юле волосы мягкими, неторопливыми движениями. Голова Юли закачалась в такт касаниям моих рук. Быстрый слабый ток пробежался по моим нервным окончаниям. Уверен, Юля сейчас наслаждалась хоть чуточку.
Мы, человеческие дети, наша близость, тепло наших рук, нашего дыхания, наших губ, звуки наших голосов – мощные антидепрессанты для пришельцев. Мы для них как домашние питомцы. Как золотистый лабрадор и его бодрящий мокрый розовый язык на твоем усталом после трудного рабочего дня лице. Как морская свинка – потискал пушистую малютку, сразу умилился и заулыбался. Так же, погладив любимую кошку за мягким шелковистым ушком, ты награждаешь себя покоем и гармонией.