Пламя и тьма
Шрифт:
У большинства его братьев не было родителей, как у него, и он знал, как ему, бл*дь, повезло иметь таких отца и мать.
А он сломал их обоих.
И из-за этого он был чертовски зол.
Обычно поездка с Пилар была интенсивно эротическим опытом, но не в этот раз, Коннор был так сильно погружён в свои мысли, что едва замечал её. И на этот раз она держалась за него по-другому: руки только на его бёдрах, не обхватывая полностью его тело.
Они должны просто остановиться и всё прекратить. Один из них должен признать
Потому что она была ему чертовски нужна. Даже в гневе и холоде — это правда. Он мудак, обращается с ней как с дерьмом и понимает, что это тоже правда, но не может контролировать себя. Он не обвинял ее. Он обвинил их. Он винил себя и свои чувства к ней… которые были посеяны до того, как они даже вернулись в бар после их первого траха… чувства, изменившие приоритеты, которые не должны были меняться.
Он должен покончить с этим. Он не должен был позволить этому начаться. Но он не мог справиться с мыслью потерять её. Так что он заставлял и её расплачиваться за свою слабость.
А она позволяла ему, принимая вину и порицания, которые он возложил на неё. Когда она открыла входную дверь, и они вошли в её гостиную, ему стало интересно: покончила ли она наконец-то с ним.
Наверное, было бы лучше, если так.
Она бросила ключи в маленькую миску у двери, накинула куртку на спинку стула и сбросила чёрные туфли-лодочки, которые надела на похороны брата. На ней были простые чёрные штаны и тёмно-золотистый свитер, того же цвета, что и её глаза. Её обычные украшения: золотые серьги-обручи, распятие и всё.
— Хочешь пива?
Сняв солнцезащитные очки и засунув их во внутренний карман кожаной куртки, он кивнул.
— Ага.
Он скинул свою куртку и повесил поверх её куртки. Он обожал эту комнату. Она была эклектичная и тёплая, как сама Пилар. Однако сегодня было темно: тяжёлые шторы закрывали все окна. Вместо того чтобы открыть их и впустить осеннее солнце, она включила несколько ламп. Когда она вернулась на кухню, Коннор сел на диван и посмотрел на три стеклянных в металле фонаря, свисающих с потолка. Они были в форме чего-то похожего на звезды и отбрасывали замысловатые узоры на стены.
Она вернулась обратно в комнату и протянула ему бутылку пива. Её, как он заметил, была уже на половину пуста. Поэтому он поднес свою к губам и догнал её.
Вместо того чтобы сесть рядом с ним на диван, она села на стол перед ним. Её золотые глаза были серьезными и грустными.
— Коннор, чего ты хочешь?
— Что ты имеешь в виду?
— От меня? Или от нас? Я даю тебе не то, что ты хочешь или не то, в чём ты нуждаешься. Мне нужно знать, смогу ли я вообще. Потому что то, что мы делаем последние пару недель... я больше так не могу.
— Ты мне нужна. — Даже будучи уверенным, что им стоит всё закончить, он не смог обойти стороной эту голую правду.
Но она покачала головой.
— Я не знаю, что это значит. Что тебе нужно? Козёл отпущения? Эмоциональная груша для битья? Потому что
Он знал это и понимал, что должен подтвердить это. Но мог лишь смотреть ей в глаза.
Через минуту она издала холодный безэмоциональный шум, как противоположность смешку.
— А знаешь, что? Ты мне нужен. Моя семья тоже развалилась, Коннор. Я знаю, тебе плевать на моего брата. Но разве ты не заботишься обо мне?
— Я люблю тебя. — Ещё одна неприкрытая правда, которая в последнее время была более болезненна, чем всё остальное.
Она прикончила пиво и поставила пустую бутылку рядом с собой на стол. Затем она наклонилась вперед, упираясь локтями в колени.
— Коннор, мне больно. Что бы ты ни чувствовал к Хьюго, он был моим младшим братом. Я любила его. Я люблю Нану. И мне больно. Но я боюсь чувствовать это, потому одна. Ты застрял в своих мыслях и не помогаешь мне.
— Ты не одна. Ты, бл*дь, никогда не одна.
Она издала ожесточенный нарастающий звук и провела обеими руками сквозь волнистые волосы.
— УБЛЮДОК. Если ты не отпустишь это, и я имею в виду прямо сейчас, тогда тебе, бл*дь, лучше уйти. Потому что я не могу… не буду… снова ругаться с тобой из-за этого. Я не откажусь от своего лучшего друга только из-за того, что ты неуверенный в себе мудак. Я сто раз тебе говорила, что он тебе не угроза.
Существовала часть его, которая ненавидела Кайла Мура гораздо сильнее, чем Хьюго. Он знал, что они не трахаются. Она так сказала, и он поверил. Но это не имеет значения. Его ревность была совсем к другому. Мур всегда был поблизости, всегда рядом с ней. Она проводила гораздо больше времени с лучшим другом, чем с Коннором. И по мере того, как расстояние между ними росло, Мур заполнял его. Был героем с ней и для неё.
И в этом было всё дело, не так ли? Именно так.
В этом всё дело.
Мур был грёбаным героем. Пилар была героем. Они посвятили свои жизни спасению людей, исправляя проступки других людей, ошибки и зло. Вмешиваясь даже в действия Бога. А что Коннор? Человек, враждующий с гангстерами, садящийся за стол переговоров с наркобаронами. Который планировал убийства. Убийца. Наркоторговец. Преступник. Человек, приносящий в мир насилие.
И это всё, кем он когда-либо хотел быть.
Он никогда не станет её героем.
Наклоняясь вперёд, он поставил своё недопитое пиво рядом с её пустой бутылкой. А затем взял её руки в свои.
— Я люблю тебя. Я тоже никогда ни к кому такого не испытывал. Если есть такие вещи как родственные души, думаю, тогда скорей всего ты моя. Но я не могу быть тем, кем должен быть для тебя.
— Я даже не понимаю, что это значит.
Нет смысла объяснять. Поэтому он поднял одну из её рук… такую маленькую, чтобы быть такой сильной… к губам и поцеловал в костяшки.
— Я пойду. Береги себя.