Пламя моей души
Шрифт:
— Кроме тех, которых ты кослякам отдал? — Елица усмехнулась горько.
— Да хоть кого-то, — развёл руками княжич. — Многое ещё можно исправить. Коли будет твоя воля.
Елица промолчала, хоть и хотелось сыпать упрёками и обвинениями на Гроздана — заведомо бестолковыми. Да только и думать тут, похоже, было не о чем. Не могла она позволить и дальше давить люд Велеборский, сжимать удавку на шее города — ей того никто и никогда не простит.
— То, что отец тебе мой обещал, неверным оказалось. Он сам не знал, но муж мой, которого я погибшим считала, оказался жив, — Елица взглянула на Гроздана исподлобья, не без удовольствия отметив, как вытянулись лица княжича и его ближников. — Считаешь, что могу я твой женой стать?
Недолго длилось замешательство зуличан. Гроздан вновь губы в улыбке насмешливой растянул, окинул её очередным тягучим взглядом, словно раздел.
— Отправлю своих людей, — ответил он, чуть поразмыслив. — За мужем твоим, чтобы сюда приехал и перед взором Богов в святилище признал, что ты больше ему не жена. Я подождать готов. И ещё больше: как тот срок после выйдет — и ты сможешь со мной обручиться. То небольшая цена за спокойствие наше и людей княжества.
Елица едва удержалась, чтобы не фыркнуть презрительно. Да разве ж он о других мечется? Тщеславие его вперёд толкает и желание честь, поруганную в поединке с Чаяном, восполнить. Гордость и мстительность — страшная смесь, которая многое может порушить на своём пути.
— Всё верно говоришь, — как можно мягче попыталась согласиться Елица. А кмети, что подле неё сели, заёрзали вдруг, будто взволновались от слов её. Хоть обо всём было заранее говорено. А уж какая волна горячего негодования от Ледена колыхнулась — сразу спина потом покрылась вся. — Да только я тоже хочу попросить. И право на то имею. По совести. Коль я останусь с тобой, в твоём лагере, то ты отпустить Вышемилу. И косляков отсюда отвадишь, с которыми, верно, по недомыслию спутался. И осаду снимешь с Велеборска в тот же день.
Гроздан брови вскинул — и зашлось все в груди трепетом: что скажет теперь? Очнётся в нём благоразумие, и пожелает ли он хоть в чём-то навстречу ей пойти? Зашевелился рядом с ним Камян, который до того слушал их разговор неподвижно и внимательно. Переглянулся с другим старшим, что рядом с ним сидел, и крякнул хрипло, с недоверием.
— Ты что ж, бабьи приказы слушать будешь, княжич? Ты здесь теперь хозяин, а не она. Ей только подол задрать перед тобой и остаётся.
— Рот захлопни свой, — предупредил его Леден — не выдержал.
Ватажник вперился в него нагло. А Гроздан махнул рукой резко, заставляя его молчать.
— Не думай, что мне радость доставляет то, что косляков пришлось на подмогу созвать. Посулил им многое — да. Потому… Я согласен на твоё веление. Но ты сегодня же останешься в моём стане, а люди твои вернутся в свой. И мыслить забудут, чтобы путаться у меня под ногами.
Кмети заворчали тихо. Вздохнул Леден. Кто-то даже уж к Елице подвинулся: сказать ей что-то. Но она заговорила раньше, пока не оставила её решимость, пока не начала она сомневаться в том, что рассудила обо всём правильно, и не станет решение это для неё губительным.
— Сегодня же Вышемилу отпустишь, — напомнила она.
— Как скажешь, княжна, — пожал плечами Гроздан. — А завтра наутро косляки начнут отбывать из становища. Слово даю. Сама проследишь. Покуда доберётся сюда муж твой оживший, их тут и вовсе не останется. Но и тебе придётся княжича своего ручного домой отправить. Вместе с той ватагой, что с ним прибыла, — он кивнул на Ледена.
— А коль не захочу? — усмехнулся тот.
— А что ты мне сделаешь своей горсткой воинов? Свои шкуры поберегите.
Елица кивнула только, спокойно взглянув на любимого, который напрягся страшно, задышал гневно, будто силился удержаться от других слов резких, что точно во вред окажутся. Гроздан подозвал к себе отрока ближнего из тех, что в шатре были; тот подошёл и склонился к нему, внимательно слушая приказ тихий. Кивнул и умчался — а вокруг молчание разлилось. Скоро парень вернулся, а за ним вошла внутрь Вышемила. Елица как глянула на неё, так и чуть не вздрогнула: до того осунулась, похудела — одни глазищи, казалось, на лице её остались, тревожные и уже затравленные. Да боярышня будто и спину выпрямила пуще, как её увидала. Расплылась улыбка робкая, недоверчивая на её губах, как посмотрела она на Ледена.
— Благодари до конца жизни княжну, — проговорил Гроздан, на неё и не глядя. — Её волей и согласием со мной остаться ты станешь нынче свободной.
Вышемила потухла тут же, всхлипнула тихо, прикладывая ладонь к губам бледным, растресканным. Замотала головой, но натолкнулась на взгляд Елицы и утихомирилась как будто. Поняла что-то. И до того заметно стало, как изменилась она не только наружностью, но и внутри. Повзрослела никак? О многом узнала за луны эти, покинув дом отчий. О том, что может деяться кругом. И не всегда эти деяния добрые.
Елица кивнула ей спокойно, стараясь успокоить пуще.
— Что ж, раз решено всё — то можешь охранителей своих отсылать прочь, — Гроздан прервал их безмолвный обмен взглядами. — С тобой всё хорошо теперь будет. А тебе, Вышемила, всего доброго.
Недовольно дёрнулся на своём месте Камян, шепнул что-то княжичу на ухо, да тот отмахнулся раздражённо: не внял. Боярышню увели прочь, а Елица поднялась на ноги, как начали вставать мужи вслед за княжичем, который разговор посчитал завершённым.
— Я не подпущу его к себе, — успела шепнуть Елица Ледену во время заминки небольшой: словно запуталась чуть в подоле собственном. Кмети на миг окружили их, загородили спинами. — Долго не подпущу. Делай всё, как должно. Как только косляки уйдут.
Княжич придержал её под руку заботливо.
— Одно ещё дело к тебе, — проговорил он тихо и торопливо. — Гроздана от войска его отдели. Я пущу слух, что нападение на их стан будет. Пусть уводит тебя из-под удара.
Елица кивнула, глянув на Гроздана искоса — тот занят был разговором с воеводой своим. Леден сжал её локоть крепко — и в сторону отошёл. И выдворили скоро его и ближников из шатра едва не силой — подгоняя. Ушли они — и внутри всё застыло ледяной обречённостью.