Пламя на воде
Шрифт:
– Это приказ?
– Это на твое усмотрение.
– Тогда я еду сейчас.
– Ладно. Удачи, Барс.
Когда Барс уже ушел, в комнату заглянул Силай Хум - тоже Алый Магистр и член Совета.
– Как прошел разговор?
– Поинтересовался он.
– Нормально, - поморщился Бранигал.
– Он сделает?
– Разумеется.
– Ты ему все рассказал?
– Почти. Приврал, что шансы у них равные. У всех. Что смотришь неодобрительно? Ты хотел, чтобы я рассказал ему, что шансы есть только у него, остальные - смертники?
– Это твое решение, Бранигал.
– В Зангаре
– Я тебя не осуждаю.
– Да.
– Бранигал потянулся к кочерге, оставленной Барсом у камина, снова принялся ворошить дрова.
– Я взял с него Клятву, - сказал он через некоторое время.
– Он обиделся.
– Зачем ты это сделал?
– Ты тоже не понимаешь?
Бранигал аккуратно поставил кочергу, подпер подбородок кулаком, внимательно глядя на пляшущие языки огня, задумчиво проговорил:
– А вот он, боюсь, поймет. Потом. Когда останется один.
– Если останется, - спокойно заметил Силай.
– Слишком чувствительным ты стал, Бранигал. Не заводи себя. Это просто работа.
– Ты прав, - вздохнул Бранигал.
– Что-то я тоже размяк. Может, это заразно?
***
Во дворе Барса поджидал Кальвин.
– Ваших гостей разместили в гостевом доме, - радостно сообщил он.
– Барат посмотрел гнедого, долго ругался, но взялся лечить. Теперь какие-то травы заваривает.
– Хорошо, - сказал Барс.
– Послушай, Кальвин. Сгоняй-ка на кухню. Скажешь там, что для меня.
– Это я мигом.
– Улыбнулся послушник.
– Сегодня рагу готовили. Вкусное. А куда принести?
– На конюшню.
Лицо Кальвина вытянулось.
– Куда?
– На конюшню. И не рагу, а сумку с припасами. Там должно быть собрано. Впрочем, рагу тоже прихвати.
– Вы уезжаете? Так сразу?
Рыцарь только молча пожал плечами.
Шторм уже был вычищен и оседлан, когда Кальвин притащил две объемистых сумки, какой-то крупный сверток и большую миску, накрытую плотной крышкой. Из-под крышки сочился заманчиво пахнущий пар. Сумки Барс не глядя приторочил к седлу, а есть рагу уселся на тугую связку соломы.
– Тут еще хлеб. Свежий, - полез в карман Кальвин.
– Спасибо. А в свертке что?
– Одеяло. Из овчины. Очень теплое.
– Ух ты. Где взял?
Послушник смутился.
– Родственники прислали.
– Вот даже как, - удивился Барс.
– Не забывают, значит. А чего ты смущаешься? Тут радоваться надо. Есть еще нормальные люди. Ты откуда родом?
– Из Северной Кеоры.
Барс поперхнулся куском мяса, натужно закашлялся. Кальвин хлопал его по спине, потом принес откуда-то полную кружку воды.
– Спасибо, - просипел Барс, когда снова смог говорить.
– А куда вы едете-то?
– Спросил послушник.
– Или не можете сказать?
– Извини.
– Покачал головой Барс.
– Если так срочно - значит, что-то серьезное, - рассудительно заметил Кальвин.
– Большой прорыв, да?
– Извини, - повторил Барс.
– Да ладно. Одеяло-то возьмете?
– Возьму.
– Вот и хорошо. Оно вам пригодится, увидите.
Барс вычистил куском хлеба миску из-под рагу,
– Да, чуть не забыл!
– Полез под седельные сумки, порылся там и вытащил тугой мешочек; распустив завязки, продемонстрировал содержимое послушнику.
– Ого!
– Отреагировал тот.
– Отдашь казначею.
– Это сколько ж кристаллов здесь?
– Хочешь - сам считай.
– Вот так и доверите?
– хитро прищурился Кальвин.
– Не хами, пацан.
– Мне всего год остался до странствия, - похвастался Кальвин.
– Вернусь - и сразу в Башню. Я ведь войду туда, как вы думаете?
– Ты - войдешь.
– Серьезно ответил Барс.
– Только не торопись.
Прошло меньше двух часов с момента приезда Барса в Замок, когда тяжелые ворота снова открылись. Шторм заупрямился, когда ветер швырнул навстречу горсть снежной поземки.
– Ну, извини, дружище, - сказал ему Барс, давая коню шенкеля.
– Придется тебе поработать.
Шторм неохотно поднялся в галоп.
– 3 -
Арраканские жеребцы были самыми выносливыми скакунами в мире, но даже их выносливости имелся предел. Четыре дня Барс гнал коня днем и ночью, останавливаясь только на пару часов вечером - когда опускалась ранняя зимняя тьма, но на небе еще не появлялись звезды, и на столько же перед рассветом - когда звезды уже исчезали. На пятый день небо затянуло тучами, задул резкий встречный ветер; вскоре после полудня Шторм категорически отказался подниматься в галоп, кося на хозяина злым темно-карим глазом и всем своим видом демонстрируя готовность к бунту. До вечера Барс, выдерживая характер, заставлял коня идти скорой размашистой рысью, по скорости почти не уступавшей галопу, а потом решил устроить полноценную ночевку.
Стелющийся кустарник, росший по склонам холмов, приходилось тащить из-под снега; его упругие колючие лапы ломались со звонким, далеко слышным хлопком, зато горели ярким, жарким пламенем. Скоро в маленькой лощинке пылал веселый костерок. Барс отогрелся, и даже Шторм подошел поближе к огню, подставляя ему то один, то другой дымящийся паром бок. Травяной чай с несколькими каплями красного вина пили оба: Барс, обжигаясь, глотал терпковатый настой из глиняной кружки, Шторм громко тянул в себя уже слегка остывший напиток из поставленного на снег котелка. На ночь Барс укрыл коня подаренным одеялом, большим и действительно очень теплым, сам же отгреб в сторону угли прогоревшего костерка и устроил на этом месте уютное лежбище, набросав под бока лапника и завернувшись в плащ.
Ночью началась буря. Неглубокая лощинка давала слабую защиту от ветра, но все же это было лучше, чем ничего; опытный Шторм сам подошел и улегся возле всадника, прижимаясь к нему теплым брюхом. К утру возле коня и его хозяина намело здоровенный сугроб; несколько раз за ночь Барс разгребал снег, отвоевывая себе и жеребцу пространство для дыхания. О наступлении рассвета можно было только догадываться: все окутала серо-синяя мгла.
– Ну и как мы с тобой сегодня поедем?
– Спросил Барс у коня, поправляя прикрывающую их головы мешковину.