Пламя обжигает
Шрифт:
– Да...
– прохрипел через силу.
Лидер группы еще с минуту удерживал человека в воздухе, потом резко поставил на ноги.
– Теперь осмотри его рану, - проговорил отрывисто и кивнул на одного из инквизиторов. Тот придерживал руку и стоял в стороне от всех.
Итан бросился исполнять приказ. Он подскочил к указанному инквизитору, поклонился. Рана у того оказалась далеко не столь опасной, нежели у лежащего на столе, но все же довольно интересной. Кэр осторожно, нарочито медленно сместился так, чтобы лучше наблюдать за манипуляциями человека. Близко подойти не удалось, но даже с того места, где стоял эрсати, было видно, что инквизитору кто-то сильно разодрал руку. Причем рана успела загноиться, а кожа вокруг нее почернеть.
'А ведь это должно быть чертовски больно! Истукану же в маске плевать, кажется... Интересно, когда человек скажет им, что руку придется отрезать?'
Эрсати не слишком смыслил в медицине, но гнойных ран видел достаточно. Почти все серьезные случаи, когда заражение успевало проникнуть глубоко в ткани, неизменно заканчивались ампутацией. Вряд ли у человека имеются достаточно мощные антисептики. Да и будь они - потеряно слишком много времени.
Впрочем, признаться в своем бессилии сразу - подписать себе смертный приговор. В этом Кэр не сомневался. Инквизиторы слишком раздражены. Слишком озлоблены. Неспроста это. Вряд ли потеря собрата способна вывести их из себя. В конце концов, мертвеца, в их представлении, должны ждать райский кущи или тысяча сладкоголосых гурий - в зависимости от обещаний главы Нового Иерусалима. А это значит - инквизиция встретилась с теми, кто обратил ее в бегство, оказался сильнее. Грайверы! Вряд ли кто-то еще.
Догадка не радовала.
Итан окликнул жену, приказал той принести еще бинтов, побольше воды, прокипятить шприцы и скальпели.
– Ты можешь вылечить эту скверну?
– строго спросил лидер.
– Слишком рано об этом говорить, - осторожно проговорил Итан, как будто с завязанными глазами шел по минному полю.
– Сначала рану нужно промыть и достать то, что осквернило плоть.
Он на что-то указал лидеру, но тот даже не соизволил посмотреть.
– Это сидит слишком глубоко и уже начало разлагать плоть, - продолжил человек.
– Чтобы достать его - нужно сделать надрез.
– Так делай его!
– в голосе лидера звучала сталь.
– Я не нуждаюсь в лекциях.
Итан сглотнул, вжал голову в плечи.
– Несу-несу...
– послышался женский голос.
Появление жены немного оживило горе-лекаря. Она принесла все, что он заказывал, разложила на обеденном столе.
Кэр внутренне поморщился. А ведь за этим столом они недавно ужинали. Кто знает, скольких раненых помнят эти доски?
Итан пригласил раненого инквизитора за стол, сам сел рядом. Несмотря на явное волнение, скальпель он держал уверенно.
– Это зуб, - даже с радостью выдохнул доктор спустя несколько минут.
– Он застрял в ране и сломался, - человек продемонстрировал свою находку.
– Один кусок я вытянул, но обломки раскрошились и плотно застряли в мягких тканях.
– Грешник, не хочешь ли ты сказать мне, что Господь не любит своего верного слугу и заставляет его страдать, посылая болезнь, от которой нет спасения?
– спросил лидер инквизиторов. Спросил спокойно, но каждое его слово будто обжигало человека каленым железом.
– Или это ты, мерзкий предатель, не хочешь помочь ему?
– Нет-нет, прошу вас!
– Итан закрылся руками, по локоть испачканными кровью и гноем.
– Я делаю все, что смогу!
– Делай и помни, что за ошибки родителей платят дети. Кажется, у тебя их трое. Не советую ошибаться слишком часто.
Лицо человека стало серым, глаза чуть не вылезали из орбит. И все же ему удалось взять себя в руки, заставить себя взяться за работу с тщательностью хирурга-мясника. Чем глубже он лез в рану, тем сильнее расползалась по комнате гнилостная вонь. Инквизиторов, судя по всему, она не беспокоила. А вот эрсати начинал задыхаться.
В довершение прибежал один из мальчишек и, сбиваясь на каждом слове, сказал, что "дяденька" на столе стал кашлять и стонать.
Наверное, будь лицо лидера группы инквизиторов открытым, он бы испепелил Итана на месте. А так - лишь бросил на вмиг съежившегося человека взгляд и быстрым шагом направился на кухню. Лежащий там не то чтобы кашлял - его горло разрывалось сухими каркающими всхлипами, а тело билось в конвульсиях с такой силой, что вот-вот свалится на пол.
Итан, прибежавший следом за инквизитором, попытался прижать раненого к столу. Но сил не хватало.
– Помогите! Мне не удержать его!
– крикнул он срывающимся голосом.
Кэр было хотел помочь, но тут же одернул себя на мысли, что ни один из инквизиторов не сдвинулся с места. Ждут приказа лидера или не желают помогать грешнику в принципе?
И все же лидер медленно, будто нехотя, прижал бьющегося в агонии подчиненного. Без видимых усилий и стараний.
Итан всунул в рот раненому деревянную рукоять ножа. Потом метнулся к печке, щипцами выудил из стоящей на ней металлической миски шприц - стеклянный, с толстой иглой. Снова подлетел к раненому. В изголовье того в плетеной коробке стояло несколько склянок. Человек схватил одну из них, принялся набирать прозрачную жидкость в шприц. Его руки дрожали, зубы то и дело впивались в губы, и без того сильно искусанные.
Инквизитор на столе затих. Резко. Его тело обмякло, руки бессильно повисли.
Лидер группы ослабил хватку, потом отошел вовсе.
Итан в замешательстве помедлил несколько секунд, потом торопливо вогнал иглу в шею раненного, впрыснул содержимое шприца.
– Теперь он будет спать. До утра...
– человек внимательно осматривал рану инквизитора, проверил наложенные швы, промочил куском бинта выступившую кровь.
– Он мертв, - сказал лидер группы.
– Нет, что вы?
– вскинулся Итан.
– Это подействовало снотворное. Во сне заживление...
– Он мертв, - повторил лидер. Его взгляд упал на забившихся в угол детей горе-доктора.
– Умер верный слуга Господень. А ты смеешь лгать, стоя над еще не остывшим телом его.
Инквизитор не повышал голоса, не угрожал. И все же человек отпрянул от стола, вжался спиной в стену, точно мог слиться с ней.
– Я дарую тебе выбор, - продолжил лидер.
– Ты сможешь остаться здесь и продолжить свое изгнание, продолжить молитвы и покаяние. Но тебе придется во искупление твоей лжи отдать свое любимое дитя на заклание. Своими руками ты лишишь дитя жизни. Своими руками отправишь душу его к Господу нашему.