Планета матери моей
Шрифт:
— И какая будет работа?
— Водить грузовик. У техникума есть машина, на ней директора возят. Он очень хороший человек! Вникнул в мое положение…
— А лучше бы устроиться на стороне, — прервал хозяин нахмурившись. — Как бы тебя «по-дружески» не загоняли так, что и учиться станет некогда.
— Ну! Утром заеду, привезу его на работу. Вечером отвезу обратно домой, всего и дел.
— Для этого техникуму машину, что ли, дали? Начальство катать?
Я горячо вступился за нашего директора:
— Он ведь отвечает за несколько сотен учащихся, каждая его минута на учете!
— И все-таки, — гнул свое хозяин, — не думаю, что в нынешнее трудное время государству по карману отдавать двухтонку в распоряжение одного человека.
Хозяйский сын Билал, не вмешиваясь в разговор, достал с этажерки книгу и, раскрыв на нужной странице, положил посередине стола. «Простите, но мне пора заниматься», — вот что значит этот жест.
Его отец вышел во двор с неостывшей досадой. Он не смог поколебать моего отношения к директору, но с правотой его доводов нельзя было не согласиться.
Задумавшись, я присел на край железной кровати. Билал искоса взглянул на меня.
— Не переживай, — сказал он. — Не знаю, что за наставление читал тебе отец, но у него есть свойство выворачивать наизнанку самые простые вещи. Он даже сны толкует шиворот-навыворот. Скажешь ему, что видел во сне драку: меня, мол, сбили с ног, измазали в крови. А он тотчас ответит: «Кровь — единство людей. Все к добру. Желания твои сбудутся». Приснятся новые башмаки, скажет, что, видно, старые просят починки.
Билал явно подтрунивал над родителем.
— И все-таки, — не унимался насмешливый Билал, — сознайся, он уже жаловался тебе, что у них на работе разворовывают стройматериалы? Или поносил нерадивое начальство? Старики воображают, будто во всем правы и сами никогда не совершают ошибок. Сбивается с пути праведного одна безусая молодежь!..
Я не захотел поддерживать этот разговор. Однажды, когда я довез директора техникума до ворот его дачи, он пригласил меня войти в дом.
— Обожди немного. Халима собирается в город, прихвати ее с собой. А потом она скажет, когда привезти ее обратно. Нехорошо, чтобы девушка вечером добиралась домой в одиночку…
Я уже не раз возил его дочь. Когда мы ехали впервые, она не перекинулась со мною и десятком слов. Но это произошло отнюдь не из-за ее застенчивости. Едва усевшись в кабину, она бесцеремонно повернула к себе зеркальце и всю дорогу поправляла прическу. Дорога была тряской; то один, то другой локон выбивался из искусно взбитой копны волос. Она наматывала пряди на палец и пыталась водворить на место.
— Простите, — сказала она наконец. — У вас нет случайно гребешка?
Держа одну руку на руле, я пошарил в карманах.
— Сожалею.
Ее вежливость и манера растягивать слова будто в задумчивой рассеянности произвели на меня приятное впечатление. Она была первой столичной девушкой, которую я наблюдал вблизи.
Однажды, когда колеса забуксовали в выбоине на мокрой дороге и машина застряла, дочь директора взглянула на меня с задорной усмешкой. Даже тронула слегка за локоть.
— Только не ждите, что я стану толкать ваш грузовик! — со смехом воскликнула она. — Я из кабины не выйду.
— Да это пустяк, сейчас поедем, — пробормотал я, спрыгивая на землю.
Мы ехали вчетвером, директор и его жена сидели в кузове на специальной скамеечке. Я попросил директора пересесть за руль, а я подтолкну машину сзади.
Задние колеса яростно завертелись на месте, раскидывая во все стороны мокрый песок. «Этак меня заляпает с ног до головы, — подумал я. — Стыдно будет в кабину сесть».
Подложив доску под колеса, навалился плечом на кузов. Машина выскочила. Я снова сел за руль. Директор оставил дочь в кабине, а сам взобрался в кузов.
Халима с любопытством поглядывала на меня из-под ресниц.
— А вы, оказывается, сказочный богатырь! Силач!
— Силачи, как правило, не блещут умом, — отшутился я.
— Однако вы производите впечатление находчивого и остроумного человека.
— Благодарю, если это искренне. Похвала каждому приятна.
По крыше кабины неожиданно забарабанили. Я остановился и высунул голову наружу, вопросительно взглянул вверх. Директор лишь махнул рукой, чтобы я продолжал путь, но его жена довольно грубо бросила:
— Веди машину как следует, не отвлекайся. Того и гляди, опять угодишь в яму!
Видимо, ей не понравилось, что мы свободно болтаем с Халимой. Этот окрик вызвал во мне смешанное чувство обиды и недоумения.
Однако дня через два как-то утром директорша обратилась ко мне вполне дружески.
— У тебя сегодня нет вечерних занятий? — спросила она.
— Их и не бывает по вечерам.
— Тогда можно попросить тебя о небольшой услуге?
— С удовольствием выполню ваше приказание, ханум.
— Халима собирается к подруге на вечеринку. Отвези ее, чтобы мне не волноваться. За девушкой нужен глаз да глаз. Мало ли хулиганов в городе?
— Доставлю в полном порядке, — заверил я.
Мне вовсе не хотелось, чтобы с женою директора сохранились натянутые отношения, и был рад случаю завоевать ее доверие, показать, что шофер ее мужа не какой-нибудь прощелыга, а вполне надежный человек. Ведь в наших местах за доверие, бывает, жизнью платят, не поскупятся.
В назначенный час я просигналил у ворот. Халима молча впорхнула в кабину и заботливо подстелила под свое нарядное платье платочек.
— Куда ехать? — спросил я.
— К Монолиту.