Плавание «Сидрэгона»
Шрифт:
Пройдя несколько миль на север, мы приблизились к айсбергу и начали обходить вокруг него с целью фотографирования и осуществления различных наблюдений и замеров. Это был докообразный айсберг высотой около двадцати трех метров. Даже если соотношение надводной и подводной частей этого айсберга оказалось бы наиболее неблагоприятным, все равно глубина под ним для прохождения на «Сидрэгоне» была вполне достаточной.
Из состояния глубокой задумчивости, в котором я находился, меня вывел поднявшийся на мостик штурман Бёркхалтер, который доложил, что наблюдаемый нами айсберг находится в одной миле севернее полярного круга, а наш корабль — точно на Северном полярном круге. Я никому об этом еще
Глядя на полосу пакового льда на горизонте — нашу следующую цель, я подумал, что нам представляется, пожалуй, последняя возможность провести тренировку легководолазов в холодной и чистой ото льда воде. Условия, в которых им, возможно, придется работать, требовали постепенной тренировки. Я приказал вызвать группу легководолазов.
Вскоре на палубе появились водолазы, одетые в черные, из шестимиллиметровой прорезиненной ткани водолазные костюмы. На этот раз, когда Ситон попросил разрешения спустить водолазов в воду, я согласился без колебаний: киты-убийцы остались далеко позади. Маски с защитными очками на лице, ласты на ногах и огромные баллоны на спине делали водолазов, смело погружавшихся в воду около покачивавшегося на волне желтого спасательного плотика, похожими на каких-то таинственных пришельцев из морского царства. Взяв с собой для опробирования подводные фотокамеры, они опустились на глубину пятнадцать метров при температуре воды минус 0,5 градуса по Цельсию. Медузы — это единственное, что они увидели в мутной зеленовато-коричневой воде. Через короткое время водолазы возвратились на лодку и доложили, что все их снаряжение и аппаратура действуют отлично.
Закончив тренировку легководолазов, мы снова погрузились на глубину. Без каких-либо затруднений сразу же был установлен гидролокационный контакт с айсбергом, и я, постепенно увеличивая скорость хода, начал маневрировать вблизи него. На экранах гидролокатора и эхоайсбергомера появились четкие, хорошо различимые, отраженные импульсы. Какое же влияние окажет скорость хода на способность наших приборов обнаруживать такие массивные и опасные препятствия? Чтобы получить ответ на этот вопрос, мы совершили множество подходов к айсбергу с различных направлений. Каждый новый подход выполнялся на повышенной по сравнению с предшествующей скорости хода. Словно разъяренный бык, «Сидрэгон» стремительно приближался к айсбергу на расстояние трех-четырех кабельтовых, и тогда я подавал команду на руль. Корабль круто разворачивался, отходил назад для нового разбега. Мы повторяли такие подходы до тех пор, пока не достигли максимальной скорости хода.
— Сильный подводный взрыв! — донесся тревожный крик из гидроакустической рубки. Я вздрогнул. — На всех экранах была вспышка, а потом пришел звук взрыва! — продолжал Харлоу, наш гидроакустик.
«Взрыв» мог означать только разрушение айсберга. Ничего другого здесь произойти не могло. Созданное «Сидрэгоном» на максимальном ходу повышенное волновое давление оказалось, по-видимому, достаточным, чтобы оторвать от айсберга какую-то часть его. Не лучше ли теперь, после того как мы испытали наши приборы, оставить эту громадину в покое?
После некоторого размышления я развернул корабль и снова вывел его на курс по направлению к айсбергу, внимательно наблюдая за отметкой на экране гидролокатора. К моему удивлению, она не изменилась. Сначала при обсуждении того, что произошло, у меня появилось желание всплыть и еще раз осмотреть айсберг с поверхности. Однако я тут же решил, что это только затянет испытания. Если даже какая-то часть действительно отделилась от айсберга, меняет ли это как-нибудь положение? Взглянув на напряженные, но вместе с тем уверенно-спокойные лица
До сего времени ни одна подводная лодка не отваживалась проходить под айсбергом. Но когда я объявил экипажу, что «Сидрэгон» находится на пути под айсберг, это подействовало на всех не более, чем если бы я сказал, что мы проходим под надводным судном.
Наш трехтысячетонный корабль неотвратимо приближался к подводной части айсберга. В центральном посту наступила напряженная тишина. Слышалось только ритмичное стрекотание и жужжание приборов, от которых зависела жизнь всех нас. Особенно выделялось щелканье эхоледомера — детища Роусона — и щебетание нашего огромного гидролокатора. Лайон, Стронг, Робертсон, Роусон и Уитмен собрались у эхоледомера.
Послышался монотонный голос гидроакустика:
— Четыреста метров. Триста метров. Сто метров. Контакт пропал над нами.
Однако прошла еще одна минута, прежде чем айсберг оказался точно над нами. До боли сжав поручни, ограждающие перископную площадку, я наклонился вместе с другими к эхоледомеру: перо-самописец опускалось все ниже и ниже по направлению к яйцеобразному корпусу нашего корабля, затем опять пошло вверх.
Ликуя от радости, я схватил микрофон и объявил всему экипажу:
— «Сидрэгон» удостоился быть первым подводным кораблем, прошедшим под айсбергом! Осадка айсберга — тридцать три метра!
Ни один человек на борту не мог удержаться от радостной, широкой улыбки.
В этот момент мне почему-то вспомнилась наша тридцатиметровая тренировочная спасательная башня в базе подводных лодок в Нью-Лондоне. Айсберг, под которым мы прошли, кроме тридцатитрехметровой подводной части возвышается над водой еще на добрых двадцать три метра!
После этого первого прохода под айсбергом мы совершили еще несколько с различных направлений, описывая фигуру трехлепесткового клевера с айсбергом в центре. Это позволило получить наиболее точное представление о длине, ширине и конфигурации подводной части. Когда мы отходили от айсберга после пятого прохода под ним, вахтенный гидроакустик доложил:
— Сильный шум по пеленгу на айсберг!
Возможно, это был обвал, но мы продолжали описывать намеченную фигуру лепестков клевера. Мы шли на достаточно большой глубине и были в безопасности даже в том случае, если айсберг разрушался или принимал новое положение равновесия. Я хотел послушать этот шум с меньшей дистанции. Когда мы начали последний проход под айсбергом, странный шум оставался неизменным.
— Коммодор, — обратился я шутя к Робертсону, — мы, пожалуй, открыли для международного ледового патруля новый метод разрушения айсбергов. Им теперь надо только подыскивать подводные лодки, которые проходили бы мимо айсбергов на полном ходу и разбивали их на части.
Однако поскольку регистрирующий прибор эхоледоме-ра и на этом, шестом заходе под айсберг начертил такую же линию, нам обоим было понятно, что айсберг не изменил конфигурации. Поэтому шум, который мы слышали, возможно, был вызван пока только образованием трещин, то есть процесс разрушения айсберга еще только начинался. Но возможно также, что от айсберга откололась очень небольшая часть или на нем произошел небольшой обвал.
Рассмотрев фигуру, которую вычертил Уитмен, я понял, что наибольшая ось айсберга у поверхности воды — около ста метров, а в подводной части — двести пятьдесят метров. Айсберг весил, по-видимому, около шестисот тысяч тонн. Я удивился огромной разнице в весе и сравнительно небольшому различию в осадке между осмотренным и замеренным нами осколком айсберга и этим полноценным айсбергом. Мы уже могли сделать кое-какие выводы.