Плавучая опера
Шрифт:
– Очень у вас весело, кажется, - говорю.
– Ну, еще бы!
– говорит полковник.
– А вы как думали? Слушайте-ка, пойдемте, я вас Эвелин представлю. Эвелин! Ты где, Эвелин?
Она возникла из дверей библиотеки, примыкавшей к гостиной. Лет ей было около сорока - не сказать, что вдвое полковника моложе, но фигурка стройная, может, оттого, что детей у них не было, и на лице ни складочки. Куда приятнее на нее смотреть, чем на супруга ее.
– Эвелин, это молодой Эндрюс, Тодд Эндрюс, юрист, ну, ты помнишь.
– Рада с вами познакомиться, мистер Эндрюс.
– Чудесный вечер, - говорю.
– Муж не был уверен, окажете ли вы нам честь, - улыбнулась миссис Мортон. Видно, ужасно ей нравится, что впервые такой
– Ну да!
– засмеялся полковник, но руку мою так и сдавливает, словно боится, что сбегу.
– Хотя вообще-то он независимый такой юноша, что есть, то есть! Слушайте, Эндрюс, а не выпить ли? По маленькому виски для начала, пойдет? Ха-ха.
– Спасибо.
– Простите, покину вас на минуточку, мистер Эндрюс, но мы еще обязательно поговорим, - сказала миссис Мортон.
– Хочу получше с вами познакомиться, раз уж вас удалось заполучить. Чувствуйте себя как дома.
– Непременно, - говорю.
– Очень она рада, что вы пришли, - доверительно шепнул мне полковник, когда под его водительством мы пробирались через толпу гостей на летнюю террасу. На нас со всех сторон оборачивались, глазея.
С той блаженной поры перед тем, как отец повесился, я ни на каких вечеринках не бывал, даже на самых скромных, но быстро возвращалось привычное для таких случаев состояние. Едва удалось избавиться от полковника, все представлявшего меня людям, с которыми - за вычетом десяти или, может быть, двенадцати - я и так был знаком, - я тут же пропустил два двойных виски, воспользовавшись услугами бармена-негра (его я тоже хорошо знал), и побрел назад на первый этаж, где зал очистили, собираясь устроить танцы. Напротив оркестра соорудили дополнительный бар - всего один столик, но пить, значит, можно будет какое-то время, не отвлекаясь, да наблюдать за музыкантами, за танцующими. Положа руку на сердце, славно же я назюзюкался полковничьим виски!
Последующее придется излагать отрывочно, поскольку так мне и запомнилось.
К середине ночи поднялась адская катавасия, словно бы гости - а их было уже человек двести, не меньше, - все до единого набились в этот зал на нижнем этаже, решив послать к чертям воспитанность и поорать от души несколько часов без продыха. Оркестр играл не останавливаясь, только его совсем не было слышно, и танцевали как придется, вообще не замечая музыки. Кто-то меня обнимал, целуя, а я понятия не имел, кто это, все требовал, как полагается, осушив бокалы, швырнуть их в камин.
– Тут нет камина.
– Ну, тогда просто кинем в шум этот.
– Шуму больно не сделаешь, глупый.
– Regardez! [17]– сказал я и запустил бокалом в барабанщика.
Помню, что танцевал танго с Эвелин Мортон. И не раз, а снова и снова - десять, нет, двенадцать танго, не слыша музыки и не смущаясь тем, что сроду не танцевал. А изо всех полутемных уголков, где супруга хозяина тесно ко мне прижималась, взирал на меня полковник - ласково так, улыбчиво, душевно, и головой своей величественной покачивал, и золотыми челюстями ослеплял, и по полу дробь выбивал тростью с золотым набалдашником.
[17]
Позвольте! (фр.)
Само собой, вовсю разгулялись перебравшие вице-президентские жены, повергнув в ужас кое-кого из своих благоверных. Плясали канкан. Отлично это у них выходило. Ясно запомнил, как мельтешила ногами жена Уингейта Коллинса, славного Уингейта, - ляжки у нее оказались толстые и сплошь во вздувшихся венах. Шум все равно стоял невообразимый, хоть сотней бокалов запускай в оркестр, наяривавший оглушительно, как будто музыкантами страх овладел. Так и стоит перед глазами барабанщик, спрятавшийся за цимбалами, точно за щитом, - ему цимбалы, видно, в качестве щита и потребовались, а бокал мой - изящный такой, из тонкого стекла - просвистел у него над самым ухом и вдребезги разлетелся, ударившись о стену. С кем ни принимался я танцевать, обязательно выходило, что партнерша моя - миссис Мортон, изящная, тоненькая, пьяненькая, некрасивая, - а полковник смотрит на нас.
Потом кто-то выдумал холодный душ принимать наверху, где было несколько ванных. По нескольку человек сразу, распевая, лезли под струю. Моя труппа горланила "Мадемуазель из Армантьера", и даже сейчас помню, какие коленца выписывал я своим баритоном, но вот каким образом я очутился под душем, забыл решительно, помню только, что вдруг появилась мокрая миссис Мортон. Мы стояли в ванной, горланя про бедную мадемуазель, которой за. сорок лет не выпало ни одного хорошего денечка, но не успели дойти до ее потаенного грудного сыночка, как хор провалился куда-то в тартарары, зато из-за занавески - кино, да и только!
– прямо ко мне в объятия вывалилась мокрой наядой скукожившаяся, трясущаяся от холода миссис Мортон. Ее росой увлажненные груди - не скажу, чтобы особенно тугие, - распластались у меня по рубашке, с волос, закрывавших лицо, ручьями текла вода, зубы колотились, покусывая мои лацканы, и телом она все терлась, терлась мне о ширинку. Вот так мы с нею исполняли расчудесное танго, остановившись, лишь когда послышалась приковавшая нас к кафельному полу дробь аккомпанемента, которую отстукивала трость полковника. Миссис Мортон увидела сияние золотой челюсти, расположившейся прямо под лампочкой у входа в ванную, и не то сознания лишилась, не то скончалась на месте, растеклась розоватой влажной массой на полу, как застенчивый дюгонь, которого из пучины вытащили.
Я попробовал собраться с мыслями, поправил свой вымокший галстук-бабочку. Полковник криво улыбнулся и отбил тростью очередную трель в каких-то сантиметрах от мокрой головы супруги, словно бы разговаривал с ее отлетевшей душой посредством азбуки Морзе.
– Миссис Мортон прекрасно танцует, - сказал я, чуть склоняясь к полковнику, потому что надо же было как-то обойти Эвелин, чтобы выбраться из ванной. И добавил на прощанье, изящно соединив, как мне казалось, легкую насмешку с комплиментом: - Вот вам мортоновский самый чудесный томат, правда, сэр? Спокойной ночи.
Не скрою, ужасно хотелось добавить, как жаль, дескать, что этот свеженький томат уже замаринован, да нет, пожалуй, уж и в жестянку консервную упрятан, но ведь инстинктом всегда чувствуешь, когда просто шутка, а когда оскорбление получается, так что я прикусил язык и двинулся восвояси.
Начался новый год, фирму "Эндрюс, Бишоп и Эндрюс" больше не заваливали предложениями от полковника, да и сам я освободился от необходимости отклонять его содействие с целью провести меня в разные клубы и ложи, равно как что ни день отказываться от приглашений на обеды и суаре в мортоновском особняке. Я вообще не знаю, устраивали ли Мортоны какие-нибудь приемы после той встречи Нового года. Джекоб Мэтсон из фирмы "Мэтсон и Паркс" стал вице-президентом "Чудесных томатов", отвечающим за кадры, - это произошло после внезапного ухода Уингейта Коллинса.
Изредка я встречал полковника Мортона на Рейс-стрит, приветствовал его, приподняв шляпу, но он всякий раз вспыхивал, сверкал золотой челюстью и не кланялся, только зловеще улыбался, как подобает человеку, никому ничем не обязанному.
Опротестовать это постановление возможности не было. Чарли поставил мне стаканчик, а откладывать процесс более не приходилось. Получалось так, что полковник Мортон предъявляет иск к собственному злополучному сыночку. Батлер продолжал безмятежно посмеиваться, тем более что Рузвельт укрепил свои позиции в Белом доме, а популярность его в 1937 году сильно возросла, и по этой причине мортоновское крыло наших местных демократов едва ли могло позволить себе, чтобы о нем шли кривотолки да пересуды.