Племя вихреногих. Книга 2
Шрифт:
— И что? — спросил Максим. Тут он тоже явно не всё понимал.
Вайми вздохнул.
— В общем, фантазии у меня не всегда добрые, и, иногда… независимые. От меня. И, когда Мэцеё меня… меня-то он вырубил, в смысле, я себя уже не сознавал… но вот мои… фантазии начали жить самостоятельно, и в конце концов нашли… новые места для поселения, — он ухмыльнулся. Усмешка у него вышла… жутковатая.
Максим отвернулся. Я бы так не смог, подумал он. Превратить свою голову в минное поле для всех, кто захочет украсть мою волю. Интересно, что надо пережить, чтобы сотворить с собой такое… лучше уж этого не знать. Совсем.
— Что дальше делать будем? — обратился он к Верасене.
Тот тоже усмехнулся. Более вежливо.
— Пойдем в Безвозвратный Город. Я хочу видеть тех, кто поверг храм Червя.
И я тоже, подумал Максим.
* * *
— Господин, нам нужно видеть товарища генерала…
— По делу…
— По очень важному делу…
— Мы не знаем, куда нам идти за приказами…
— В сад к ёжикам — они требуют секса с вами! — не выдержал наконец Борька. Компания бывших рабов исчезла, словно сдутая ветром. Димка усмехнулся. Дурацкое прозвище привилось. Вообще-то, не такое уж дурацкое — ведь он и в самом деле командовал армией, пусть и маленькой…
Но почти сразу мальчишка нахмурился. Рабов Хорунов они освободили — по крайней мере, сняли наведенный ими морок. Но среди них обнаружилось много рабов, так сказать, по призванию — жалких, в общем-то, людишек, на удивление упорно не желавших жить своим умом. Они ждали, что им непременно укажут, что делать, что готовить на обед и даже куда им ходить в туалет! Сначала это смешило, теперь начало бесить. И пугать, честно говоря. Димка просто не знал, что есть люди, для которых свобода — тяжкий груз. Оказалось, что есть. И он не знал, что с ними делать…
К счастью, такими здесь оказались далеко не все. Он посмотрел на сидевшего рядом Асэта. Волосы у мальчишки были необычные — удивительно объемный ворох черных прядей, в котором терялось небольшое светлое лицо. Овальное, большеглазое, очень красивое. У себя дома он был учеником скульптора. Олаёец обратил его в своего личного раба и заставил вырезать те жуткие барельефы на стенах. Теперь Асэт каждый день шел в храм — и методично долбил их камнем, сантиметр за сантиметром превращая в крошево и пыль. Димка легко мог его понять…
Он смущенно посмотрел на второго бывшего раба, Акмая, — того самого смуглого, сероглазого парня, которому он засветил с ноги. Сейчас Акмай был отмыт, причесан и одет в обернутый вокруг бедер кусок ткани. Запекшиеся ссадины на всем его теле больше не казались страшными — напротив, совершенно естественными для всего его образа Восставшего Раба. Димка уже знал, что если какой-то раб вырывался из-под их власти, Хоруны вновь обращали его не сразу, давая себе удовольствие всласть поиздеваться над пленником. Акмая отстегали по всему телу плетью с когтями — и он ещё легко отделался… Из всех здешних рабов он был, наверное, самым непокорным — Хорунам приходилось усмирять его едва ли не каждый месяц. Акмай так мечтал о свободе, что простил Димке даже сотрясение мозга — тогда он был не в себе, а удар палки не только оглушил его, но и разрушил рабский морок…
Глядя вниз с пирамиды Димка вздохнул. Далеко не со всеми освобождение прошло так вот легко. Большинство бывших рабов до сих пор были вялыми после анмы и драфы. Десятка два тоже получили сотрясение мозга. Нескольких так искалечили в бою, что их пришлось усыпить — к счастью, здесь знали некий состав, убивавший легко и без мучений…
Сейчас эти бедняги уже где-то воскресли — но тут оставалось ещё 138 бывших рабов. Многим из которых было просто некуда возвращаться — а кое-кто и вовсе не мыслил себе жизни без постоянных приказов хозяина…
Димка ещё раз вздохнул. Им победа тоже далась нелегко. С десяток Волков был убит, ещё три десятка получили серьёзные раны. Сейчас бывший Безвозвратный Город превратился в лазарет — минимум неделя пройдет, прежде чем все достаточно поправятся, чтобы двинуться в обратный путь. Это злило и бесило Димку. Каждая минута в этом месте казалась ему чистым мучением — но вариантов не было…
С их победы прошло уже три дня — но и у него порой ещё болела голова, ныла и зудела заживающая рана на спине. Льяти до сих пор хромал с отшибленной ногой и строил планы относительно нового лука. Сашка валялся в лазарете со сломанной рукой. Лишь Борька с Юркой, да Игорь были вполне целы и бодры…
Димка усмехнулся, вспомнив, что во дворце Мэцеё они нашли целую бочку с той самой горючей жидкостью, по запаху похожей на скипидар. Горела она очень тёмным, практически без свечения, сине-фиолетовым нежарким пламенем, распространяя запах хвойной смолы. Димка сделал из глиняной баночки спиртовку, — горело хорошо, но не освещало совсем. Зато он ещё в храме обнаружил, что ей можно смочить и поджечь пальцы — несколько секунд проходило, прежде чем их начинало жечь. В тот же вечер Юрка и Борька устроили целое представление, напугали всех местных девчонок, размахивая горящими синим пламенем руками и завывая "сотона, приди!.."
Да уж, девчонки… Вспомнив о Машке, мальчишка нахмурился. Сразу после победы он всё же послал пару быстроногих ребят в береговой лагерь — но сейчас они хорошо, если вышли из леса, а до их возвращения ещё минимум неделя…
И всю эту неделю он, уже вполне привычно, проведет как на иголках. Потому что десяток-то Хорунов они пленили — те до сих пор лежат в глубокой темнице под дворцом Мэцеё, связанные по рукам и ногам — но ещё тридцать гадов вольно бродят по лесам, и черт знает, куда они там забредут… Хотя бывшие рабы и говорили, что после уничтожения идола Червя власть Хорунов над замунгами исчезнет — сами-то они никуда не денутся. И неизвестно, что им придет в голову…
Он повернулся к третьему неожиданному другу. Шиан Та сидел на корточках, на самом краю площадки, глядя на город. Вид у него был грустный. Ну да, подумал Димка. Ему-то поучаствовать в финальном бою не удалось, худеньких некрупных Квинсов в нем просто затоптали бы…
Шиан как-то ощутил его взгляд.
— Знаешь, я вас Хорунам продать хотел, — сказал он, не оборачиваясь. — За то, что вы нам жизнь разрушили. Там, в северных лесах, было весело, знаешь… Виксены, Нурны… А вы их помирили — и нам там жизни не стало…