Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Приняли нас спокойно и отпустили без обид. Юнец-племянник ломким голоском сам предложил тебе ехать к царю Махмету, будто ты прежде не предлагал того же.
Морозов вставил:
– Назначили встретиться у дорогамина [95] московского Мин-Булата, в его улусе. Далее продолжать путь вместе в Большие Сараи.
Юрий Дмитрич вновь помрачнел:
– С московским баскаком Булатом у меня дружбы нет. Дружен он с мальчишкой Василием - водой не разлить. А где его улус?
95
Дорогамин–
– По Камаринской дороге [96] , у границы Московского княжества, - пояснил Морозов.
Чешко ободрил:
– Дружбу отольёшь в серебре. Мы твоим именем одолжились изрядно у купца Весякова, что имеет двор рядом с Богоявленским монастырём в Китай-городе.
При таком важном известии у князя окончательно отлегло от сердца.
Немедленно начались сборы в путь-дорогу. Юрий Дмитрич занимался подбором стражи, коней и оружия. Всё нужно проверить самому. Конечно, оружничим Асай Карачурин, боярином-советником - Морозов. Поедет и молодой дьяк Фёдор Дубенской. А сыновья... Ах, сыновья! Трое сыновей и - ни одного рядом. Старшие так и не прибыли из Москвы. Младший - в Галиче со своими книгами. Посмотрел на него отец и махнул рукой, лишний раз поскорбев о Борисе Галицком. Его брат Фёдор в своём любимом Звенигороде, да и не чета он Борису.
96
Камаринской называлась дорога, ведущая из Москвы в Золотую Орду.
Посреди сборов князя застал тиун Ватазин:
– Только что прискакал из Москвы человек Дмитрия Юрьича именем Иван, прозвищем Котов [97] . Говорит, твой сын, княже, просит взять его с собой.
Смутные, неприятные воспоминания шевельнулись в княжеской памяти. Так и не вспомнил, кто такой Котов. Рассерчал на среднего Дмитрия: сам - в сторону, посылает чужака.
– Пусть Котов убирается восвояси.
Поздно вечером, перед сном, господина задержал Елисей Лисица:
97
Иван Котов - историческое лицо, боярин Дмитрия Юрьича Шемяки, способствовавший его отравлению в Новгороде по тайному распоряжению Василия Тёмного.
– Мои люди, княже, друг за дружкой летят из Москвы. Докладывают каждый шаг твоего племянника. Ямской гон - дело скорое: одна нога там, другая здесь.
Сидели друг против друга на лавках в княжем покое. Юрию Дмитричу нравилась хватка старого знакомца, нового слуги. Не лисья, а кошачья готовность к молниеносному действию выражалась в лице Лисицы.
– Так что же мой супротивник?
– Раздал церквам богатую милостыню, - начал Елисей.
– С горестным сердцем оставил Первопрестольную. Перед тем отобедал на Великом Лугу близ Симонова монастыря. Когда смотрел на блестящие главы храмов, пустил слезу. Бояре его утешали, что никто из князей московских не погибал в Орде. Отец Васильев был там в чести и ласках. А он: «Отдать себя в руки неверных! Упасть к ногам варвара!» Мрачнел, скорбел слабый юноша.
– Нельзя что-нибудь поважнее?
– перебил князь.
Старый разведчик многозначительно помолчал.
– Самое важное для нас плохое: ум, глаза, уши и речь мальчишки Василия будет представлять у великого хана хитрый, искательный, велеречивый боярин...
– Иван Дмитриевич Всеволож, - догадался князь.
Лисица подтвердил кивком.
– Он из кожи вон полезет, ибо великая княгиня Софья Витовтовна
– Добро, - запохаживал по покою Юрий Дмитрич.
– Добро!
Елисей встал, чтобы откланяться. Князь вплотную подошёл к нему, возложил руки на плечи.
– Распроворен ты, друг мой! Хочешь отличиться и возвеличиться, получить, чего и на уме нет?
Старик понурился:
– Жизни мало осталось. Одинок. Бессемеен.
Юрий Дмитрич искательно попросил:
– Поезжай со мной. Будь моей подмогой.
Лисица удивил быстрым ответом:
– Тотчас соберусь, господине. К утру буду готов.
На том расстались ко взаимному удовлетворению.
Юрий Дмитрич пошёл к жене. Анастасия уже спала. Он разоблачился, улёгся поодаль, дабы не потревожить её. Княгиня не пробудилась...
Прощались, запёршись в спальне, поутренничав. Князь был уже в походном опашне на тафтяной подкладке, в красных сапогах мягкой кожи. Во дворе и у Торга на площади его ждали конные в полной готовности. Княгиня не могла ни рук, ни уст оторвать от мужа, успокаивала, что всё с Божьей помощью получится хорошо, что она будет терпеливо ждать и молиться. Он обещал непременно, чаще возможного, извещать о всех тонкостях дела, просил правдиво, начистоту отписывать о здоровье. Её шёлковый платок промок от слёз.
– Не плачь, радость и надежда моя. Прогоняй слёзы смехом, - говорил князь.
– Прежде умела, - оправдывалась княгиня.
– С годами становится труднее. Сейчас не могу.
Они долго держали друг друга в нерасторжимых объятиях.
– Верю в нашу судьбу, мой свет! Большая у нас судьба!
– пришёптывала княгиня.
Князь грустно улыбнулся, целуя её напоследок:
– Старые мы с тобой, Настасьюшка!
Она огладила жаркой ладонью его сухой лик:
– Старые, но ещё живые!
7
Гостеванье у друзей - радость, у недругов - одно раздражение. Двор Мин-Булата, московского дорогамина или баскака, широкий, стены крепкие, стража надёжная. Однако посланный вперёд Асай Карачурин объявил, что помещения для Юрия Дмитрича и его людей отведены плохие, потолки низкие, лавки без полавочников, вместо свечей жирники. Да и с едой закавыка: не баранина, а конина, и молоко только кислое. Можно было и оправдать хозяина: племянник со своим окружением прибыл первым, вот ему всё лучшее и досталось. Однако, когда ордынцы Булатовы потребовали у Юрьевых воинов при входе во двор сдать оружие, князь воспротивился, велел своей охране расположиться табором в поле и себе построить шалаш. Поневоле вспомнил печальное стояние на берегах Суры. Немногие друзья, что были при нём, старались по мере возможности ободрить. Морозов примерами из минувшего: дядя Юрий Суздальский спорил за великое киевское княжение с племянником Изяславом двадцать два года и всё-таки победил. Елисей Лисица через своих людей заблаговременно связался с Кокордой, как ещё называли свою столицу ордынцы: беклярибек Ширин-Тегиня предупреждён о скором приезде князя, великий темник Каверга тоже знает. Так что благоприятная для Юрия Дмитрича подготовка к третейскому суду уже началась.
Князь, стоя у шалаша, любовался степным закатом. Подскакал на вороном коне Асай:
– Поторопись, Гюргибек! Прибыл после полудня, а поклона Булату ещё не сделал. Осерчает, боюсь.
Пришлось входить безоружным к баскаку, предварительно распорядившись, чтобы Вепрев держал охрану в боевой готовности. Унизителен княжий пояс без меча, а приходится терпеть ради будущего.
Ордынский чиновник сидел в большом пустом помещении на кошме.
– Здравствуй, Мин-Булат, - склонил голову князь.