Пленница сновидений
Шрифт:
Конечно, они возятся с теми же старыми хрустальными шарами. Правда, не с такими грязными.
Зоя нежно и грустно кивнула. Да, все было именно так.
— В принципе я совсем не против этих вещей, — заверил ее Уильям. — Но твоя мама… Ай-яй-яй… Видишь ли, детка, она верила всему, что ей говорили. Заглатывала наживку вместе с крючком, леской и поплавком. А когда ты научилась ходить, стала и тебя брать с собой. Ты помнишь?
Зоя нахмурилась:
— Смутно.
— Твоему отцу это не нравилось. Он думал, что это может быть
Франсуа насторожился, поглядел на Зою и слегка нахмурился.
Зоя, под влиянием фотографий и дядюшкиной болтовни вспомнившая свое детство и юность, поднесла платок к глазам.
— Ах, малышка! Я не хотел тебя расстраивать. — Уильям сунул фотографии в коробку и закрыл крышку. — Нужно было сначала подумать, а потом пичкать тебя этой ерундой. Если называть вещи своими именами, ты бедная маленькая сиротка, ведь так? — Он хлопнул себя по колену. — Не отчаивайся, у тебя еще есть дядя Уильям!
Франсуа посмотрел на Зою с беспокойством и протянул к ней руку.
— Милая, ты хорошо себя чувствуешь?
— Да… Да, честное слово.
Франсуа помолчал, а затем поднялся.
— Я хочу оставить вас ненадолго. Побеседуйте несколько минут наедине. Вы извините меня, Уильям?
— Да ради Бога. Только, боюсь, тут вокруг нет ничего интересного. Особенно для шикарного француза, живущего в Лондоне!
— Сейчас я вас удивлю! — лукаво улыбнулся Франсуа. — Я никуда не езжу без моего «Никона».
Он потянулся за своим саквояжем.
У Уильяма вытянулось лицо.
— Если бы я знал, что ты профессионал, никогда бы не вылез со своими фотографиями!
Франсуа остановился рядом с Зоей и поцеловал ее в губы. Ни о чем не беспокойся, говорил его взгляд. Я скоро вернусь.
Дверь тихо закрылась.
Уильям очень серьезно посмотрел на Зою:
— Держись за этого парня. Он настоящий бриллиант. И деньги твои ему не нужны.
— Почему ты так говоришь?
— Подумай своей головой, девочка, как любила говорить твоя бабушка. Ты ведь унаследовала от мамы кучу денег. Многие хотели бы наложить на них лапу.
Зоя задумалась, а потом улыбнулась. Деньги никогда не были для нее проблемой. Но до Франсуа она и не подпускала к себе мужчин.
— Все дело в том, как он на тебя смотрит, — сказал Уильям. — Это настоящая любовь.
— Ты так думаешь?
— Знаю.
— Дядя Уильям, а что заставило моего отца «протянуть ноги»?
Уильям со свистом втянул в себя воздух, а потом откашлялся.
— Твоя мама взяла тебя с собой к этой ясновидящей в Лидс. Та была обычной домашней хозяйкой и принимала людей в своей убогой гостиной. Но считалась местной достопримечательностью. О ее чудесах писали тамошние газеты и все такое прочее… Ну, так вот, детка, когда твоя мама вернулась от этой женщины, она была в ужасном состоянии. Ревела, бредила и заговаривалась. В общем, форменная
Зоя напряглась как струна.
— Ну?
— Насколько поняла Джин, эта ясновидящая что-то сказала твоей маме про тебя. Какое-то предсказание.
— Ты помнишь слова Джин?
Уильям задумчиво посмотрел на нее и покачал головой:
— У меня никогда не хватало терпения на такие вещи. Я слушал вполуха. А это очень важно для тебя, детка?
— Может быть.
Он положил голову на руки и сосредоточенно вытянул губы.
— Что-то вроде того, что в твоей жизни настанет время, когда на тебя повлияет… отрицательная сила. Кажется, так.
— О Боже! — прошептала Зоя.
— Что-то вроде того, что ты навлечешь на себя беду, какое-то большое несчастье. — Уильям сокрушенно и недоверчиво покачал головой. — По мне так очень нехорошо со стороны совершенно незнакомых людей пичкать женщин вроде твоей мамы такой зловредной чепухой.
— Это все? — спросила Зоя. — Может, там было что-нибудь еще?
Он замялся и почувствовал себя очень неуютно.
— Кажется, я припоминаю, что за всем этим стояла… смерть. Но с этими предсказателями всегда так. Они любят пугать. Это повышает ставки.
— А Джин не говорила, что моей матери нагадали, будто я сама могу быть причиной чьей-либо смерти? — с нажимом спросила Зоя. — Не из-за меня ли умер отец?
Уильям вздрогнул. Видно было, что он потрясен.
— Нет! Он умер от беспокойства за тебя, а это совсем другое дело!
Он защищает меня, подумала Зоя. Я задала вопрос, которого мои родственники не хотели слышать. А не хотели, потому что ответ был один-единственный: «да».
Именно в этот момент вернулся Франсуа. Зоя поняла, что из Уильяма она вытянула все.
Она улыбнулась Франсуа, скрывая свою подавленность.
— Ну что, удалось снять что-нибудь путное?
— Да, сделал пару неплохих кадров. Но больше всего мне хочется сфотографировать вас.
— Да? Ну, давай! Где, здесь? Мне причесаться? Наверно, понадобится подсветка?
— Ничего не нужно. Только вы на темном фоне и маленькая тренога, которая у меня с собой.
Франсуа начал перебирать свое оборудование.
Уильям стоял у стены по стойке «смирно», словно на военном параде.
— Уильям, — обыденно сказал Франсуа, настраивая камеру, — вы всегда были пекарем?
— С самого детства, — ответил тот.
— Учились этому делу?
— Учился! Шутишь? Я начинал на хлебозаводе в Уэйкфилде. Мел там полы по десять часов в день. Настоящая потогонная система.
— Значит, пришлось хлебнуть лиха?
Франсуа едва не танцевал.
Он переминался с ноги на ногу, становился на колено, снова вскакивал и выкручивался наизнанку, ища нужный ракурс. И все это время разговаривал, спрашивал, слушал и выпытывал.