Плод чужого воображения
Шрифт:
– За дружбу!
Хорошо сидим, вроде одна семья. Вы не замечали, что у хлеба и мяса на воздухе совсем другой вкус? Женщины щебечут, обсуждают новых соседей, которых еще не видели, интересуются. Даже Степан Ильич ничего не знает. И Любаша не знает, что удивительно.
Дача эта, через дорогу от докторовой, лет двадцать, а то и больше, стоит пустая, старичок-хозяин умер, а внук раз или два показался, а потом исчез, и с тех пор его никто не видел. Уже и дорожки позарастали, и кусты окна закрыли, и яблони одичали, и лопухи во дворе и на огороде в человеческий рост – крыши не видно, одна черная труба торчит как больной зуб. Белок полно, а под крыльцом живет лисица, сам видел. Дом, наверное, давно развалился. Жилье пропадает без человека. С одной стороны, жаль, конечно, надо бы продать, а с другой стороны – неизвестно
И что вы думаете? Узнали в тот же вечер! В разгар застолья вдруг хлопнула калитка – и пожалте вам! Явление. Я глазам не поверил, а это кто такие, думаю, непрошеные, незваные? Впереди крупная женщина в ярком сарафане и с белыми пышными локонами; за ней тонкая сухая бесцветная непонятно кто, не то девушка, не то женщина, а последним шагает мужик с пузом в черном тренировочном костюме с белыми лампасами, в обеих руках сумки. Мы молча смотрели, как компания идет от калитки к столу, даже жевать перестали от удивления. Инесса гордо вскинула голову: а кто это к нам непрошеный пожаловал? Полковник во все глаза уставился на красавицу с локонами; Любаша улыбалась, она всегда рада гостям; Степан Ильич нахмурился, он человек государственный, с кем попало водиться не будет. Доктор с удовольствием наблюдал пришествие чужих, чуть улыбался – не иначе чувствовал себя зрителем в театре… как всегда. Моя Лариса смотрела неприветливо, и я подумал, что женщина с локонами для нее вроде классового врага, вроде Инессы, только еще хуже. Локоны, открытый сарафан… И главное, кто вас сюда звал, господа хорошие?
– Здравствуйте! А мы к вам по-соседски! – звонким детским голосом воскликнула женщина. – Слышим, гуляют, и решили познакомиться, а то никого здесь не знаем, все чужие. Иричка! – Она присела в шутливом реверансе. – Это Зина, моя сестричка, а это Дионисий, мой благоверный. Прошу любить и жаловать! – Она расхохоталась.
Благоверный Дионисий – здоровенный краснорожий лоб, сразу видно, не дурак принять на грудь, с длинными седыми патлами и торчащими усами. Колорит, как говорит Доктор, заметная и бросающаяся в глаза фигура. А сестричка Зина… и сказать нечего. Бледная, тощенькая, никакая. Полковник вскочил, за ним Доктор, уступая место дамам.
Иричка! Надо же! Ирина, никак? А то как птичье чириканье.
– Прошу, прошу, – повторял Полковник. – Рады! Сейчас я вам табурет… Дионисий? Это Денис?
– Он самый. Денис. Да вы скажите где, я сам возьму, мы люди не гордые. Тут продукты. – Он протянул Полковнику сумки. – У вас, смотрю, всего полно. Голубцы! Ирка, смотри, голубцы! Она их в жизни не видела. О, котлеты!
– Дионисий, успокойся, что люди подумают! – щебетала, устраиваясь на стуле Полковника, Иричка. – Зин, садись рядом! – приказала. – Что пьем? Коньячок? Шампанское? «Мартини»?! Обожаю!
Бутылка, к сожалению, пустая…
Мы с Полковником принесли табуретки. Инесса сидела хмурая, моя Лариса смотрела исподлобья – ревнуют. Хлебом не корми, дай повод поревновать. Лариса насчет Инессы мне всю голову проела, а тут еще эта… новая соседка. Одна Любаша, добрая душа, кажется, обрадовалась, захлопотала, тарелки расставляет, рюмочки, вилки с ножами, улыбается, с любопытством рассматривает незваных гостей. Полковник достает из торб гостинцы: свертки с копченостями, бутылку виски и шампанское, здоровенную коробку с тортом. Доктор пристраивает все это хозяйство на стол. Степан Ильич сидит как статуя, видно, что недоволен, не любит неожиданностей. Моя Лариса уже помогает Доктору, оттаяла, кажется. Инесса пытается приветливо улыбнуться, посматривает на Полковника, а тот пожирает глазами Иричку. Адвокат сверкает очками, на тонких губах улыбочка, молчит, неподвижный, как статуя. Хотел сказать, змеиная улыбочка, да одернул себя: негоже бабские россказни повторять. Чистый театр!
Полковник говорит:
– Позвольте мне!
Берет принесенную бутылку шампанского. Дамы опасливо отодвигаются. Иричка хлопает в ладоши. Бах! Пробка снова летит в ночное небо. Гусар! Полковник разливает,
– За знакомство! – кричит Иричка.
Полковник стоя поднимает стакан. Пьем из стаканов, другой посуды нет. Мы с Доктором и Денис поднимаемся. Степан Ильич, подумав, тоже встает. Шампанское слишком сладкое. Но настроение переменилось, стало как-то проще и по-домашнему. Полковник разулыбался, стал представлять нас. Это, говорит, наш Доктор, Владимир Семенович, если что, в два счета поставит на ноги. Это Инесса Владимировна…
– Инесса, – сказала певица. – Какие наши годы.
– Инесса, актриса филармонии, прекрасный голос. Любаша и Степан Ильич, Петр Андреевич, или Мастер, и его супруга Лариса. Адвокат, лучший в городе, между прочим. И я, ваш покорный слуга…
– Можно Полковник, – сказала Инесса.
– Настоящий? – рассмеялась Иричка.
– Самый что ни на есть! – Полковник щелкнул воображаемыми каблуками. – Прошу любить и жаловать.
Инесса пришла в себя, взбила гриву, заиграла глазами и говорит:
– А теперь о себе. Кто такие, откуда, надолго ли к нам. Мы внимательно слушаем. – И подперла щеку своей красивой полной рукой, приготовилась.
– Ирка бизнесвумен, – сказал Денис. – Она у нас деловая. Акула!
– В какой области?
– У меня салон красоты на Пятницкой…
– Ага, называется «Носорог».
Инесса рассмеялась:
– Правда?
– Нет, разумеется, – сказала Иричка. – Называется «Баффи».
– Что такое «Баффи»? – спросил Доктор.
– Вошебница, которая против вампиров, – сказала Любаша. – Есть такое кино.
– А вампиры, стало быть, клиентки? – пошутил Полковник, и все так и покатились, даже Степан Ильич хмыкнул.
– Я – Денис, можно без отчества, к чему это кокетство, – сказал гость. – Художник. Это моя свояченица Зиночка! – Он приобнял бесцветную женщину, прижал к себе. – Работник ателье. Моя подружка. – Он чмокнул женщину в темя. Та вспыхнула и отодвинулась.
– Убью обоих! Смотри, Дионисий! – сказала Иричка, и все снова рассмеялись. После шампанского она раскраснелась и засверкала глазами. – Люблю шампанское! – воскликнула. – Мы с Дионисием познакомились из-за шампанского, представляете? Гуляли в ресторане день рождения подруги, одни девочки, а он за соседним столом открывал шампанское. И прямо в меня струю! Холодное, жуть! Я завизжала, вскочила, платье из шелка намокло, облепило, стало прозрачным, все пялятся! Ужас! А я как голая! Дионисий бросился ко мне, накрыл пиджаком, потащил из зала. Я отбиваюсь, кричу, девчонки мои его отпихивают, тут и его друзья вмешались, чуть до драки не дошло. Он отвез меня домой, я злюсь, выгоняю, он успокаивает…
– До утра успокаивал, – ухмыльнулся Денис.
– Не ври! – закричала Иричка. – Я тебя выгнала!
– Выгнала, выгнала! Успокойся! – Денис поднял руки.
Мне показалось, что он пришел выпивший, а теперь добавил и поплыл. Лицо еще сильнее покраснело, залоснилось, потные волосы растрепались, ухмыляется все время. Брюхо квашней торчит. Не понравился он мне, и досада какая-то: зачем они здесь? У нас собираются культурные люди, образованные, солидные, а эти… Ни к месту они тут. Так и ждешь, что сам материться начнет. И намеки всякие про то, как остался у нее… Нет, я, конечно, не кисейная барышня, всякого в жизни навидался, а только и приличия надо знать, вы тут, господа хорошие, в первый раз, со своим уставом, как говорится, не суйтесь. Сидите себе спокойно, слушайте, что люди говорят, вы тут в гостях. Не понравился он мне. И она тоже. Иричка! И себя не понимаю, с чего это я так взъелся? Подпивший мужик, все взрослые, ничего такого страшного не сказал… И тут меня вдруг осенило! Из-за Инессы! Вроде сочувствую ей. Сидит, глаза опустила, молчит и шампанское пить не стала, вон, полный стакан, пузыри пускает. Была королева бала, а теперь вроде как в тени. И главное, Полковник ничего не замечает! Так и вьется вокруг этой Ирички, так и мельтешит, обо всем на свете забыл: Иричка то, Иричка се! Шампанское подливает. А она раздухарилась, хохочет, локонами играет, накрывает его руку своей, наклоняется и шепчет ему что-то, а он багровый, вроде как смущается, но видно, что доволен. Сестра Зина сидит никакая, прямая, тонкая, сухая… чисто мумия. Денис ее тормошит как куклу, а она безответная, не реагирует. Вроде спит. И смотрит в стол, ни разу глаз не подняла. Странная компания, ей-богу.