Плохая компания (из сборника"Завещаю свою смерть")
Шрифт:
— Вот, это Игорь Владимирович, наш врач. Это он констатировал смерть и рекомендовал вызвать вас, — сказал Шишкин.
— Смерть констатируем мы, — поправил его следователь. — Точнее, наш врач. Вы, кстати, кто по специальности?
— Реаниматолог, — ответил Игорь Владимирович. — Так сказать, врач широкого профиля. Так как я здесь единственный представитель своей профессии, должен уметь реагировать мгновенно.
— А фамилия ваша? — поинтересовался Гуров. — И документы желательно.
Тот протянул паспорт, из чего Гуров выяснил, что врач носит фамилию Носов. Он рассказал, что
— Больше мне добавить нечего, — сказал Носов, попыхивая трубкой.
— Интересная у вас трубка, — заметил Гуров.
— Да, это подарок, — небрежно сказал врач. — Причем до того, как мне ее подарили, я не курил вовсе, — засмеялся он. — А тут, как говорится, пришлось научиться. Вот так абсолютно некурящий медик стал заядлым курильщиком.
Гуров тем временем вновь переключился на Шишкина:
— С какого этажа он упал?
— С четвертого, — услужливо ответил тот.
— Он находился в своем номере?
— Да.
— И был один?
— Да.
— А откуда вам это известно? — прищурился Крячко, вперив взгляд в Шишкина.
Станислав явно с первых мгновений невзлюбил администратора и теперь разговаривал с ним соответствующим тоном. Он моментально почувствовал, что Шишкин растерян и держится неуверенно, и упрямо пытался дожать и без того раздавленного администратора. Гуров выступил вперед и сам задал администратору несколько вопросов.
По словам Шишкина вышло, что после обильного ужина, который состоялся на открытом воздухе, многие решили освежиться. Гладких не был поклонником активного отдыха, к тому же он и впрямь существенно перебрал, поэтому не выразил желания ни танцевать, ни плавать, а направился к себе. Насколько известно Шишкину, его никто не сопровождал. Тело было обнаружено минут через пятнадцать-двадцать после ухода Гладких из-за стола. Дальше вопросы из сыщиков и следователя посыпались горохом.
Сколько всего человек присутствовало в пансионате? Кто встречался с Гладких впервые, а с кем он был знаком хорошо? Был ли он в момент смерти в той же одежде, в какой уходил из-за стола, или успел переодеться? С кем он приехал? Какой занимал номер, и т. д. и т. п. Словом, совершенно обычные, рядовые вопросы, которые возникают во время любого расследования. Шишкин, отдуваясь, едва успевал отвечать на них. Примерно минут через двадцать сыщикам стало ясно, что одного Шишкина мало — для полной ясности нужны показания и других свидетелей. Посему было принято решение разделиться и возложить на себя несколько функций.
Что касается Гурова, то он первым делом стремился осмотреть номер, в котором остановился Гладких, и в компании следователя прошествовал в здание. Шишкина попросили не отходить от них никуда, поскольку его присутствие было нужно постоянно.
В номере на первый взгляд была образцовая обстановка. Видимо, гости прибыли не так давно и не успели еще толком обжиться. Постель, тщательно застеленная, лишь слегка смята в одном месте, словно по недоразумению. Судя по вмятине, на нее ненадолго присели. На спинке стула висел костюм, который Вячеслав Андреевич, видимо, сменил.
Ковер на полу лежал идеально ровно, кресла не сдвинуты. Нигде никаких следов борьбы. Возле одного из кресел стояла большая спортивная сумка, в которой, по всей видимости, лежали вещи покойного, которые он привез с собой.
Гуров раскрыл сумку и методично просмотрел ее содержимое. Ничего особенного: кое-что из белья, носки, ветровка, солнечные очки и прочие мелочи. Шкаф был пуст — Гладких еще не вынимал одежду.
В ванной комнате пахло парфюмерией. На вешалке висело чуть смятое банное полотенце. Гуров пощупал его — оно было влажным.
Он покинул ванную и подошел к балконной двери, которая была раскрыта настежь. За это время эксперт-криминалист уже обследовала все на балконе на наличие следов — полы, перила, стену, — и Гуров безбоязненно шагнул через порожек.
Он обратил внимание на то, что перила расположены довольно высоко. Лев, рост которого был свыше метра восьмидесяти, перегнулся через них. Они доходили ему до середины груди. Выпасть при такой конструкции было проблематично. А Гладких показался ему человеком среднего роста.
Осмотр номера не занял много времени, и Гуров уже собирался заканчивать, как в это время снизу стали доноситься какие-то крики. Ему показалось, что голоса звучат испуганно. Гуров чуть нахмурился и спустился вниз. Тело Гладких уже накрыли простыней, однако оно по-прежнему лежало под балконом. Крики доносились откуда-то слева, со стороны пруда.
Пансионат был построен неподалеку от пруда, до которого дойти можно было меньше чем за минуту. Собственно, в строгом смысле это был даже не пруд, а часть Клязьминского водохранилища, и в связи с этим действительно было не совсем понятно, почему пансионат назвали «Голубое озеро». Вероятно, автору такое наименование, придуманное, видимо, давным-давно, казалось романтичным, и он решил не обращать внимания на географическую недостоверность.
Всмотревшись, Гуров заметил юркую фигурку Шишкина, спешащего на крик, и быстрым шагом отправился следом. Голоса приближались, и Гуров уже мог различать отдельные слова.
— Быстрее! — кричал мужчина. — Водолазы, спасатели есть?
— Помогите, помогите! — взахлеб вторила ему какая-то женщина. — Она же утонет!
Гуров ускорил шаг, легко обогнал Шишкина и первым увидел перепуганных людей. Их было трое, двое мужчин и одна женщина, совсем молодая, как показалось ему. Все они были промокшими, кроме девушки, на которой был надет купальник, а сверху накинуто нечто вроде тонкого шелкового платка. Мужчины были в шортах и майках, с одежды стекала вода. У берега маячила лодка с невыключенным мотором, издававшим негромкое тарахтение.
— В чем дело? — крикнул из-за спины Гурова Шишкин, но полковник отстранил его и вопросительно уставился на всю компанию.
Девушка, видимо почувствовав в его лице некую защиту, бросилась вперед и затараторила с расширившимися глазами:
— Наташка утонула! Господи! Какой ужас! Они ныряли-ныряли, но так и не достали ее!
— Помогите же скорее, может быть, ее еще можно спасти?! — выступил вперед один из мужчин — худощавый брюнет с прямыми волосами, которые сейчас, будучи мокрыми, выглядели прилизанными.