Плохая мать
Шрифт:
В папке Dropbox спрятаны гигабайты воспоминаний — похоронена я сама: та, какой была раньше. Какой, казалось, буду до конца жизни. Вот я улыбаюсь. Вот — корчу забавную рожицу в зеркале университетского туалета, и кофта на мне совершенно дурацкая, зелёная в клетку, но никто не скажет: «Переоденься! Перестань кривляться! Тебе не идёт!» На следующем снимке мы с подругой за столом устраиваем жаркое побоище вилками. Какое у меня счастливое лицо! А есть фотка грустная, сделанная уже после свадьбы. Голова опущена, взгляд направлен в сторону: Олег обижается,
Начиная с третьего курса улыбок на снимках всё меньше. Как меньше на них и людей. Если листать фотографии подряд, контраст разительный.
Последнюю папку я не открываю лет шесть. Там одна-единственная фотография — с выпускного. На ней я красивая, худая, с длинноватым носом (чем меньше живот, тем длиннее нос, шутит мама) и в платье, выбранном по вкусу Олега. Вокруг весёлые подруги: белые зубы, красные и розовые помады, губы, растянутые в улыбках. А я серьёзная и взгляд, какой сейчас регулярно встречаю в зеркале.
Как так получилось?
Устроившись на работу, я пару раз пыталась звать подруг в гости, но разговор не клеился: муж присоединялся к нашим женским посиделкам — влезал суровой тенью. Его присутствие ощущалось дамокловым мечом над головой. Иногда Олег шутил, излучая обаяние, наливал вина, чаще — притворялся мебелью, слушал, смотрел, и я ловила себя на том, что контролирую каждое произнесённое слово, прокручиваю в голове всё, что хочу сказать.
«Твои подруги на тебя плохо влияют».
Ваню на выходные забирает к себе свекровь — чудесная женщина, моя самая большая удача в браке. Одно за другим я меряю перед зеркалом платья и с каждым отброшенным в сторону всё больше впадаю в уныние. Ткань в районе подмышек натянута — сразу видно: размер не мой. Вешалки пустеют. Гора разноцветных тряпок на кровати растёт. Предвкушаю, как целый вечер буду комплексовать из-за неудачно обрисованных складок и держать руки так, чтобы скрыть животик.
В конце концов я раздражена настолько, что иду в магазин. В одиночестве. Впервые за не помню, какое количество времени. Олег считает, что я слепая и не способна самостоятельно понять, красит меня наряд или, напротив, уродует.
В торговом центре среди хромированных стоек с одеждой я теряюсь и чувствую себя так, словно готовлюсь к подвигу — выбрать платье, не ориентируясь на чужое мнение, — только на своё. Мне, бухгалтеру, это тяжелее, чем свести дебет с кредитом. На долю секунды, на один стыдный миг я допускаю, что не справлюсь, что не доверяю себе в достаточной мере, а потом заталкиваю панические мысли куда подальше: это будет моя маленькая победа. Первая. Я куплю шикарное платье — сама, какое захочу — и вечером в ресторане буду чувствовать себя уверенно.
Консультант улыбается, предлагает товар. Без Олега, без его критических замечаний и кривящегося лица шоппинг неожиданно начинает доставлять удовольствие. Оказывается, всего и надо — перестать запихивать себя в старые шмотки. Одежда, подобранная по размеру, избавляет от комплексов. Куда-то исчезают живот и ненавистные складки. И я снова красотка на миллион.
* * *
— Ты собираешься идти в ресторан в… этом?
Олег ненавидит красные платья, красную помаду, красный лак для ногтей, а я сегодня — девушка-дурной вкус: яркая, праздничная, вся в алом.
— Сказала бы, что тебе надо платье. Поехали бы выбрали вместе.
Я молча застёгиваю серёжку, твёрдо намеренная не подбрасывать дров в огонь ссоры. Глаза накрашены, двадцать минут потрачено на то, чтобы превратить бледные пеньки ресниц в густые чёрные опахала, — рыдать нельзя.
— Почему ты не хочешь надеть зелёное?
Я тянусь к расчёске и пытаюсь понять, нормально ли говорить такое жене, насколько вообще размылось за годы брака моё понимание допустимого?
— Опять игноришь?
Боже, хотя бы сейчас можно не начинать? Можно не доставать меня хотя бы по праздникам?
Взгляд невольно падает на зеркало, и я вижу то, чего не замечала в магазине и во время сборов, — выпирающий живот. Может, Олег прав и платье неудачное, но зелёное я не надену из принципа. Это обесценит мою утреннюю победу.
Олег вздыхает. Я знаю, что он не отступит, но намерена держаться из последних сил — не дать ему довести меня до слёз. Тушь на глазах обязывает. Скоро приедет заказанное такси.
Только бы не разрыдаться, только бы не разрыдаться.
Я предвидела, что покупка Олегу не понравится. Возвращалась домой, напряжённая, в предвкушении грозы, которая непременно разразится. И потом — когда открывала шкаф, снимала платье с вешалки, застёгивала пуговицы — дрожала, как студентка перед экзаменом: всё ждала, когда заметит, когда прокомментирует.
Неужели нельзя было промолчать?
Я часто моргаю, широко распахиваю глаза — так ущерб будет минимальным: слёзы заденут только нижние ресницы, а их я не крашу. Чёрные дорожки аккуратно сотру ватным диском, а уголки глаз промокну салфеткой.
Почему другим жёнам мужья говорят комплименты, а мне… Чем я хуже? Почему позволяю так с собой обращаться? Почему простые вещи — то, что люди делают и не замечают, — для меня настоящий стресс? Я всего лишь купила платье! Всего лишь купила платье! Из-за такого не нервничают!
В груди словно взрывается пламенный шар. Я со злостью швыряю на стол расчёску — вся киплю, горю, вот-вот выплесну наболевшее, пошлю муженька к дьяволу. К чёрту ресторан! К чёрту такую жизнь!
Кулаки сжимаются. Я — вулкан, готовый извергнуться. Слишком долго копила в себе обиду, слишком много её, этой обиды, внутри. Каждая несправедливость, жалящая фраза, ссора, невыносимая ситуация, мои рождённые в браке комплексы, унизительная беспомощность, постоянное напряжение — я переполнена, словно бурлящий котёл, накрытый крышкой. Взорвусь — мало не покажется.