Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Научусь понимать эти перепады? Вряд ли.
Мерю комнату шагами, останавливаюсь возле окна, прислоняюсь лбом к прохладному стеклу, пытаюсь остудить мысли.
Ладно, он просто не в духе много дней подряд. Всякое случается, неприятности на работе, хронический ПМС… к тому же, не ожидает услышать от любовницы ничего стоящего, сплошные выяснения отношений.
Фон Вейганд не догадывается, сколько интересных вещей я сегодня узнала.
Интернет гласит: покойного лорда Блэквелла звали Джеффри, что вполне сокращаемо
Что случилось с падчерицей?
I’ve sold it when she died. (Я продала его, когда она умерла.)
Оставляет мало места фантазии.
Отец и дочь мертвы, поэтому пришла пора избавиться от сомнительной семейной реликвии. Зачем хранить изображение, постоянно напоминающее о преступлении?
It came back to me when she really died. (Он вернулся ко мне, когда она действительно умерла.)
Подозрения пробуждаются снова.
В чем разница между «умерла» и «действительно умерла»? Автокатастрофа не сработала, пришлось убивать девочку по второму кругу?
Вопросы традиционно переполняют сознание.
Неуничтожаемый портрет — месть призрака или тщательно разыгранный трюк, дабы довести до безумия?
Не верю в мистику, склонна к холодному расчету: однажды — это случайность, дважды — совпадение, трижды — враждебные действия. Верно припоминаю, мистер Бонд?
Разгадка близка настолько, что дышит в спину. Пусть в мыслях раздрай, я ощущаю легкое дуновение правды.
Слабость Мортона, страх Кэролайн, выигрышный козырь фон Вейганда.
Невероятно, и все же.
Что если речь идет об одном и том же?
Секрет — это не обязательно компрометирующее видео с расчленёнкой, и не смертоносная информация о теневых операциях на банальной флэшке, даже не важные документы, способные вывернуть наизнанку всю историю мира.
Секретом может быть человек, и та информация, которую он скрывает.
Глава 8.2
Следующий визит к леди Блэквелл только увеличил количество непоняток на квадратный миллиметр моего бедного маленького мозга.
Новый консьерж счастливо поприветствовал меня и пропустил наверх, что означало: хозяйка апартаментов как минимум жива и здорова. Однако стоило мне стукнуть в дверь, та отворилась без дополнительной помощи, а сие настораживало.
Обычно к незапертой квартире прилагается не слишком живое тело разной степени изуродованности.
Я помедлила пару минут, потопталась на пороге, изучила коридор на предмет опасности, а после крадучись ринулась в бой.
На полу никаких следов вчерашних происшествий — ни крови, ни осколков стекла.
Движусь дальше, вижу, что гостиная так же чиста. На столе прибрано — выпить нечего, стаканов
Леди Блэквелл здесь и не пахнет. В прямом смысле, в том смысле, что перегаром не тянет.
Неужели ее похитили приведения? Вот так всегда, люди не верят потенциальным жертвам, обзывают их умалишенными, подымают на смех, зато потом…
Твою мать!
Кто-то прижимается ко мне сзади, притягивает с нечеловеческой силой. Ладонь надежно зажимает рот, лишая возможности закричать, выбивая воздух из легких. Тщетно пытаюсь вырваться из стального захвата.
Для призрака чересчур горячее тело.
Горячее, влажное и возбужденное. По крайней мере, в одной весьма ощутимой области, которая недвусмысленно упирается в мой многострадальный зад.
— I missed you a lot, (Очень скучал по тебе,) — шею обжигает шепот знакомого голоса с идеальным английским произношением.
Только не это.
Говорят, снаряд в одну воронку не попадает? Лгут.
Меня неожиданно отпускают на волю. Оборачиваюсь и тихо офигеваю, от подтверждения самых страшных предположений.
— You’re naked, (Ты голый,) — констатирую очевидный факт.
Голый Гай Мортон к вашим услугам.
Высокий, загорелый, отлично сложенный, покрытый капельками воды, с мускулатурой, по которой хочется изучать анатомию. Не перекачан, а идеально развит в нужных местах.
Во всех нужных местах, поверьте на слово.
Впрочем, это стоит увидеть. Развратная иллюстрация диких эротических фантазий.
Мне кажется или я увлеклась?
— I usually undress to take a shower, (Обычно раздеваюсь, чтобы принять душ,) — ухмыляется с довольным видом.
— And you don’t close the door, (И не запираешь дверь,) — нервно сглатываю.
Нельзя смотреть.
Не смотри туда, идиотка.
Черт, опять посмотрела.
— What may happen here? (Что может здесь произойти?) — пожимает своими невероятными плечами, нисколько не стесняется наготы, ибо уверен в неотразимости: — It is a very boring place. (Это очень скучное место.)
Н-да, к нему ночью явно не ломился пьяный сосед, распевая зажигательное «фантазер, ты меня называла!»
— I have to disagree, (Вынуждена не согласиться,) — нахожу силы посмотреть в карие глаза: — When will they come? (Когда они придут?)
— Who? (Кто?) — не въезжает Гай.
— I am not sure, (Не уверена,) — вздыхаю. — Sylvia, paparazzi, the audience. (Сильвия, папарацци, зрители.)
Намек понят, поскольку ангельское личико омрачает печальная тень.
— It was not my fault last time, (В прошлый раз не было моей вины,) — уверяет юноша. — I didn’t expect Wallenberg will come and find us kissing. (Я не рассчитывал, что Валленберг придет и застанет нас целующимися.)
— Actually you forced me to kiss, (Вообще-то, ты заставил меня,) — делаю ударение на главном.