«Плохой день для Али-Бабы»
Шрифт:
Тут запаниковал бы даже самый хладнокровный человек. А уж тем более обычно тихий и работящий Али-Баба, который заговорил прежде, чем кто-либо успел попросить у его брата дальнейших пояснений.
– Вы уверены, что хотите слушать бредни моего брата?
– поинтересовался дровосек с, как он надеялся, беззаботным смехом.
– Последнее время он немножко не в себе.
Как обычно, Касим не замедлил оскорбиться:
– Как смеешь ты говорить такое обо мне, твоем собственном брате?
– Но пребывание в корзине в виде шести отдельных частей, без сомнения, творит чудеса в плане воспитания смиренности.
Его брат еще некоторое время продолжал бормотать что-то в этом роде, и с каждым подобным замечанием остальные обращали на него все меньше внимания. Дошло до того, что скромный дровосек стал испытывать некоторое чувство вины из-за того, как он обошелся со своим родным братом, но это было не настолько сильное чувство, чтобы заставить Али-Бабу выдать тайну своей кухни. Вот так золото заставляет нас забывать даже про родственные обязательства.
– Но я собирался рассказать вам, как я раздобыл лампу, - начал разбойник, которого когда-то звали Аладдином, явно желая сменить тему после невразумительного бормотания Касима.
– И как она принесла мне великую удачу, прежде чем я снова лишился ее.
Али- Баба присел на корточки и приготовился слушать. Если уж ему суждено провести остаток жизни в плену, то он может, по крайней мере, немного развлечься.
– В своей прежней жизни, - начал Аладдин, - я не слишком отличался от того, кого вы видите теперь, ибо я был сыном бедного портного…
– Портной!
– горестно вскричал Касим.
– Теперь мне никогда не быть сшитым!
– Ты прав, - сказал Ахмед Али-Бабе, - твой брат совершенно определенно спятил.
– Это вполне понятно, - рассудительно заметил Гарун.
– Один шок, должно быть, был просто чудовищным. А дальнейшие последствия? Как можно жить, зная, что можешь однажды утром проснуться и недосчитаться каких-нибудь своих частей?
– Каких-нибудь частей?
– переспросил Ахмед.
– Если он чего и недосчитался, так это точно мозгов.
– Умоляю вас, - упрашивал Касим, - отнесите меня к слепому, что живет на этой улице.
– Он, наверное, не сознает, - сказал Ахмед мягко, - что говорит ерунду.
– Возможно, - глубокомысленно заметил Гарун, - он впал в детство.
Двое разбойников важно кивнули, словно именно в этом и была проблема Касима.
– Но продолжай, Номер Тридцать, и окончи свою повесть, - обратился Ахмед к Аладдину, - и, быть может, на этот раз нам удастся услышать ее от начала и до конца.
– Прекрасно, - легонько улыбнулся Аладдин.
– Итак, в молодые годы я рос не самым послушным мальчишкой и был недоволен тем, что мне нужно учиться ремеслу моего отца.
– Нельзя ли побыстрее перейти к лампе?
– перебил Ахмед.
– Если я чему и научился за время нашего долгого путешествия, так это тому, что во время приключений и опасностей надо приступать сразу к сути.
Но не успел Аладдин произнести еще хоть слово, как все они услышали совсем другой звук - грозный топот скачущих галопом лошадей.
Вот кони дружно вывернули из-за угла, и на спинах их сидели люди в черном. Во рту Али-Бабы
– Ага!
– обратился атаман к тем, кого недавно бросил здесь.
– Это хорошо, что вы дождались нас, ибо если бы вы этого не сделали, то поплатились бы своими жизнями.
– Он умолк и снисходительно улыбнулся.
– Я, конечно, понимал, что вы не сможете так быстро управиться с нашими новичками и будете в дальнейшем помехой всем нам во время быстрой скачки, вот и решил, что лучше будет, если мы оставим вас тут.
– Он махнул рукой своим конным спутникам.
– А теперь вам выпадет честь стать свидетелями нашего триумфа. Покажите им нашу добычу!
Один из разбойников продемонстрировал небольшой, слабо позвякивающий мешочек. Али-Баба был не слишком сведущ в подобных делах, но все же для добычи это выглядело несколько жалко.
– Это все?
– воскликнул главарь, словно лишь теперь поняв, насколько все скверно.
– Вы были с нами, о хозяин, - сказал человек, держащий мешок.
– Вы видели, как мало ценностей у этих людей, да и то встречались такие сложные случаи, когда приходилось рубить пальцы, чтобы забрать то, что нам нужно.
– Как ты смеешь критиковать мои методы?
– Атаман выхватил меч.
– Я вырву… нет-нет, я должен помнить про нашу разбойничью численность. Ты просто хотел донести до меня информацию. Плохую информацию!
Разбойник Номер Один снова был близок к тому, чтобы зарубить смельчака, но сдержался и лишь распорол на нем верхнюю одежду и, возможно, немножко кожу. Главарь поскорее вогнал меч обратно в ножны, чтобы снова не передумать. Он умолк и с мольбой взглянул на небо.
– Не так должны идти дела у моей грозной шайки. Не понимаю, в чем тут дело.
– Судя по лихорадочному возбуждению на угрюмом лице атамана, Али-Баба сказал бы, что этот человек просто спятил.
– Когда нас сорок, нам все должно удаваться.
– Он нахмурился пуще прежнего, оглядывая своих людей.
– Разве только у нас неправильные сорок разбойников!
Значит, главарь намерен обвинить в том, что их добыча столь ничтожна, своих подчиненных? Али-Бабе сразу вспомнилось, насколько быстро и безжалостно атаман орудует мечом, и дровосек возблагодарил судьбу, что находится от этого ужасного человека на расстоянии по меньшей мере шести длин клинка.
Его радость испарилась, едва он увидел, как смотрит на него Разбойник Номер Один.
– Ага!
– вскричал атаман с радостью человека, разрешившего долго мучивший его вопрос.
– Теперь мне все ясно! Я действительно вижу одного из членов нашей шайки без бороды?
Глава двенадцатая, в которой созывают советы и отращивают волосы
Дровосек приготовился к недолгой, но от того не менее неприятной боли, сопутствующей лютой смерти. Однако никакой боли не последовало. Напротив, воцарилась гнетущая, растерянная тишина.
– О, прошу меня извинить, - пояснил главарь разбойников с кривой улыбкой.
– Я, должно быть, ошибся.
– Он быстро обвел глазами остальных бандитов, словно выискивая нарушителя.
– Нет, все мои разбойники вполне бородатые!