Площадь павших борцов
Шрифт:
– Никто и не спорит, что правое, - согласился шофер...
Жаль, не слышал Тимошенко, что в эти дни говорил о нем Паулюс в кругу своих приближенных и подчиненных.
– Как сложится теперь судьба этого маршала? Очевидно, Сталин казнит его, как он казнил и других неудачников.
– Однако, - заметил доктор-историк и генерал Отто Корфес, - ни Козлова, ни Мехлиса он не тронул, хотя эти люди в Крыму, по сути дела, решили судьбу Севастополя, который не сегодня, так завтра будет взят Манштейном.
Полковник Вилли Адам сказал:
– Наверное, маршал Тимошенко, сделавший из своей
Появился танковый генерал Альфред Виттерсгейм, потрясая свежей нацистской газетой "Фелькишер беобахтер".
– Ура, ура, ура!
– возвестил он.
– Командующий нашей прославленной шестой армии генерал Паулюс всенародно объявлен национальным героем... Убедите сами, - сказал Виттерсгейм, разворачивая гигантский листы газеты Геббельса.
– Вот и поздравления... от Роммеля из далекой Ливии!
Но Барвенковский и другие котлы еще жили, окруженные не сдавались. Леса часто оглашались перестрелкой, взрывами последних гранат. Отрядами и поодиночке люди прорывались на восток. Это было нелегко. Это было почти невозможно. И все-таки они шли на прорыв. Иные с оружием. Иные даже без сапог. Случалось, выходили из котла целыми дивизиями. Сделав "прокол" в немецком фронте, люди штыками прокладывали впереди себя узенький коридор, стенки которого тут же смыкались за ними...
Именно в конце мая Родимцев встретил такую труппу смельчаков. Сначала из леса выкатились сразу шесть Т-34, за ними двигалась пехота, артиллеристы с матюгами катили руками свои пушки (без снарядов). Люк переднего танка открылся, из него выбрался генерал Гуров, помахал рукою Родимцеву:
– Открыли "новую эпоху", яти их мать... начальники! Даже в прошлом году таких разгромов не знали. А отчего? Решили, что немец дурнее нас, мы его пилотками закидаем...
Кузьма Акимович прошелся по броне танка, громко стуча по ней сапогами. С гусеницы генерал спрыгнул на траву:
– Задали мы работу историкам! Теперь они поковыряются в архивах, чтобы выяснить - кто виноват?
Родимцев за эти дни высох. Почернел от беды.
– Ладно. Пора думать - где остановить фрица?
– Кажется, нас ожидает кривая и большая излучина Дона. Где же еще, как не там, удобнее всего держать оборону?
– Тихий Дон...
– призадумался Гуров.
– А я всю жизнь мечтал Шолохова повидать. Чтобы он мне книжку свою подарил. Мол, "дорогому Кузьме Акимычу на память...". Теперь на глаза ему не покажусь! Вдруг он спросит: "Что ж ты, размазня паршивая, на мой Тихий Дон фрица за собой притащил?.."
Коротко бывало счастье тех, кто вырвался из окружения.
Особисты армии Тимошенко уже заводили на Гурова дело:
– Что-то подозрительно - как он из котла выбрался. Может, его немцы сами и выпустили... с заданием?
Вот тут Никита Сергеевич взорвался.
– Хватит сходить с ума!
– закричал он на особистов.
– Мало вам, что немцы столько народу перебили, так теперь вы тех,
17. Третий фронт
За это время, пока случались наши несчастья возле Керчи и в безысходных боях под Харьковом, на периферии войны произошло немало событий, которые так или иначе, раньше или позже, но отразились на делах нашего фронта, и они, эти события, скажутся потом в самом пекле битвы за Сталинград...
* * *
Гитлер постоянно третировал своего союзника Муссолини, но и дуче не оставался в долгу, безумно радуясь каждый раз, когда вермахту влетало от русских. Поражение немцев под Москвою он приветствовал словами: "Вот и подуло блаженными ветрами Бородино и Березины..." А его зять граф Галеаццо Чиано тогда же записал в дневнике:
"Муссолини удовлетворен развитием событий в России, сейчас он даже не скрывает, что счастлив в связи с неудачами германских войск".
Политика дуче была примитивна, но понятна: чем больше достается фюреру на Востоке, тем независимее становится он, дуче! Такова была подоплека его романа о Гитлером, и теперь ясно, почему любое известие об успехах русских Муссолини встречал почти умиленно.
– Не все же нам!
– говорил дуче.
– Мой приятель тоже бегает по сугробам, наклав полные штаны.
Гитлер доказывал Муссолини, что судьба его завоеваний в Африке зависит от усилий вермахта в России. Исходя из этого, он снова забрал авиацию со Средиземного моря, обещая взамен самолетов прислать свои подводные лодки. "Отныне, - записывал в дневнике Чиано, - английская авиация будет господствовать нашем небе почти как в собственном..."
Муссолини навестил германский атташе Ринтелен.
– Запрос от Роммеля: почему не даете боеприпасов?
– Потому что ваша Германия не дает мне угля, необходимого для выплавки стали. У нас "снарядный голод". К тому же вы забрали из Италии ведущих инженеров на свои заводы...
Оставшись с зятем, дуче задохнулся от гнева:
– Фюрер, наверное, считает меня счастливым - Хотя бы уж потому, что его посол в Риме еще не дает мне пощечин...
В окружении Муссолини граф Галеаццо Чиано более всех ненавидел Гитлера и его оруженосцев. За год до нападения на СССР он серьезно помышлял о договоре Рима с Москвою, чтобы таким политическим жестом сорвать все планы Гитлера. Это ему не удалось. Не удалось и убедить тестя в том, что война Италии с Россией приведет к краху фашистского режима. Чиано, по мнению историков, был реальным и дальновидным политиком, но его руки были связаны женитьбою на Эдде, дочери Муссолини. Еще молодой человек, Чиано предвидел трагический финал - и свой, и своей семьи, а потому жил, как на пиру Валтазара, целые дни пропадая на пляжах с полуголыми красотками. В конце войны Муссолини привязал его к стулу и расстрелял как предателя со словами: "Ты изменил мне еще в ту ночь, когда впервые залез под одеяло к моей дочери..." Но перед смертью граф Чиано успел записать: