Плоский мир
Шрифт:
— Да, но у меня очень много работы, нужно напечатать важные документы, завтра они должны быть представлены вашему дяде на прочтение, — при этих словах человек в пиджаке вытянул руку, и пальцы его несколько секунд ловкими щелкунчиками елозили по голубоватому экрану монитора, квадрат которого моргал в самом центре плоскости, — Николай Петрович Застольный вам все здесь покажет. Задавайте ему любые вопросы, он вам ответит.
— А сколько всего человек работает в этом отделе?
— Около двадцати.
— Стало быть, это
— Все правильно, — кивнул человек в пиджаке, — ровно половина.
— А как зовут вас? — спросил Гордеев.
— Пименов. Я работаю здесь лаборантом. Но, конечно, один я ни за что бы не справился. Мне помогают еще два человека.
Гордеев загородил собою стол и увидел кругляшки монет, которые стояли на нем в три ряда.
— Эти монеты из копилки? — спросил он.
— Да.
— Коллекционные?
— С чего вы взяли, конечно, нет. Разве вы не видите, что они самые обыкновенные? Я уже полтора года откладываю на машину, мне надоело ездить на такси.
— Итак, раз меня ждет кто-то другой, я, пожалуй, к нему и отправлюсь. Где мне найти этого человека?
— Или в кабинета Фрилянда или в кабинете Левина… это наши чиновники… комнаты 410 и 411.
В десятой ячейке здания-шкафа был только беспорядок и, если можно так выразиться, следы переезда, и лишь когда Гордеев зашел в одиннадцатую ячейку, он почувствовал присутствие того, кого, по всей видимости, называли здесь Застольным — впрочем, этот человек за столом не сидел, он, как и Пименов, ползал по полу, но убирал уже не черепки от разбитой копилки, а просто какие-то разбросанные вещи, — художник увидел это, пройдясь по плоскости кабинета.
«Пожалуй, я не удивлюсь уже, если зайду в третий кабинет и опять увижу какого-нибудь человека, сидящего на полу и что-то собирающего, это, должно быть, общая тенденция — один сделал, и все начали повторять за ним», — подумал Гордеев.
В это самое время мужчина, так же как и Пименов до этого, приметил Гордеева своим глазом, встал и представился — это действительно оказался Застольный.
— Похоже, что эти двое — Фрилянд и Левин — уволились? — художник блеснул глазом.
— Кто вам сказал о Фрилянде и Левине? — поспешно осведомился Застольный, его голос при этом был напряжен, но потом он вдруг спохватился, — слушайте, забудьте о них, я…
— Они уволились? — настаивал Гордеев, сам не зная почему.
— Да нет же, просто перешли в другой отдел. Забудьте. После смерти Ликачева у нас полно перемещений. Например, я был у него простым чиновником, а Николай Петрович соизволил сделать меня своим заместителем. Я проведу вас в кабинет вашего дяди, все там покажу. Нам следует идти в комнату 401.
— 401? Самую первую на этаже, стало быть.
— Конечно. Ведь ваш дядя министр.
Они прошли в кабинет Великовского, и Гордеев внимательно осмотрел всю его плоскость; первый раз он лишь мельком взглянул на портрет
— Что так привлекло ваше внимание? — поинтересовался Застольный.
— Ничего конкретного. Просто я хотел напрячься и представить себе другой портрет, новый, который мне предстоит написать. Я думаю, если посмотреть на то место, где он должен будет висеть, это может существенно помочь.
Бровь Застольного удивленно скользнула вверх.
— А разве вам не мешает, что там висит другой портрет? — спросил он и прибавил, — если хотите, мы можем снять его со стены.
— Нет, что вы, присутствие этого постороннего портрета даже к лучшему.
В этот момент в плоскость кабинета постучали.
— Лена, это ты?
— Да, я, Николай Петрович.
— Входи.
Из-за линии двери появилась белокурая женщина лет тридцати или чуть старше. Она носила очко в роговой оправе. Пройдя к стеллажу, Лена взяла коричневый прямоугольник книги, золотистая надпись на которой гласила «Большая энциклопедия. Том 15».
— На какой ты уже статье? — спросил ее Застольный.
— Дайте посмотрю… кажется, это 401-я по счету.
— Очень хорошо. Иди, делай дальше.
Женщина вышла.
— Чем она занимается? — спросил Гордеев.
— Сканирует статьи. Нам понадобились курсы повышения квалификации и для них нужно сделать учебники с определенным набором статей. Лена быстро управится, она настоящий молодец. Ей понадобится еще день или два.
— Не по причине ли этих проблем мой дядя решил устроить образовательную реформу?
— И поэтому тоже. Но это скорее лишь повод.
— Да, мне сказали еще и другое, — намекнул Гордеев.
— Что именно? — осведомился Застольный и, не дожидаясь ответа, сказал:
— Если вам говорили, что ваш дядя ввел эту образовательную систему в память о своем умершем сыне, то это, смею вас заверить, абсолютная бессмыслица, у него вообще никогда не было сына и, более того, я даже могу предположить, кто рассказал вам все это, антиквар, скорее всего?
Гордеев кивнул.
— Я своего дядю знаю плохо, и его семейное положение мне тем более неизвестно. До этого мы виделись шесть лет назад, но даже тогда это была очень короткая встреча. Значит, антиквар солгал. Интересно!
— Не слушайте его, он патологический лжец, он даже перевирал слова, когда еще был актером местного театра, за это его и уволили, после чего он открыл на оставшиеся деньги свое никчемное дело. Честно говоря, я никак не возьму в толк, почему Великовский доверяет этому человеку. И все же Асторин, хорошо отзываясь о вашем дяде, — а я уверен, что он о нем хорошо отзывается, — безусловно прав, ведь любой человек, который потратил всю свою жизнь на то, чтобы добиться высоких постов на престижной работе, заслуживает очень большого уважения.