Плоский мир
Шрифт:
— Зачем вы это сделали? — спросил я в испуге.
— Я знал, что вы не отступитесь — вы уже давно наблюдаете за мной, — отвечал он, мерзко сощурив свой глаз с зеленым ободком, будто бы мхом обросший, — я вижу вас каждый раз, когда прихожу сюда.
— Поверьте, я не…
— А мне все равно, — оборвал он меня, — вы пытались, разве не так? У вас на лице написано: вы сделаете все, чтобы только заполучить эти монеты, так что лучше сразу съесть их.
— Но как же вы сами теперь сможете изучать их? — осведомился я.
Он гневно пожал плечом.
— Все равно
— В таком случае продайте мне те, что еще остались у вас, — попросил я, держа в уме, что предложу ему сумму раза в четыре меньшую той, которую обычно плачу за подобные коллекционные монеты.
— Не пойдет! — коротко сказал он, снова сощурил глаз и с треском захлопнул книгу, как будто этим жестом хотел дать понять, что разговор окончен».
Антиквар внезапно остановился; по его виду можно было определить, что он снова переживал все необычайные события этой истории, и его глаз от волнения подпрыгивал и дергался, как будто стараясь выпасть из глазницы.
— И что вы сделали потом? — поинтересовался Гордеев.
— Ничего, просто ушел.
— Просто ушли?
— Да. Но эти странные события послужили первым камешком в фундаменте моей системы, которая теперь уже тщательно продумана и разработана… системы поиска старинных коллекционных монет. Что касается этого старика, я до сих пор наблюдаю за ним и даже придумал, как мне заполучить его монеты, включая, между прочим, и те, которые он проглотил. Ведь он может скоро умереть, не так ли? Что если подкупить бюро похоронных услуг? У меня есть там друзья, они кремируют его тело, а я достану монеты из урны с прахом.
— Ловко придумано, — рассмеялся Гордеев, — но вы уверены, что его родственники закроют на это глаза?
— Я узнавал — у него никого нет.
— В таком случае вам только остается надеяться, что монеты не расплавятся в топке.
В этот самый момент откуда-то из другой комнаты послышалось быстрое шарканье ног и резкий хлопок, будто бы кто-то закрыл книгу, и Гордееву сразу же пришло в голову, не старик ли это из библиотеки повторно объявляет о своем отказе продать монеты.
— Мы разве не одни? — спросил он у Асторина.
— Это мой сын, — быстро пояснил тот с улыбкой, — наверно он только что закончил готовиться к занятиям и сейчас появится… Сергей очень умный малый, уже учится в институте на отделении математики.
В следующий момент из-за светло-коричневой линии, видневшейся за антикваром, — то была небольшого размера дверь — появился рыжеволосый юноша лет двадцати. В руке он держал увесистый учебник. Почувствовав присутствие Гордеева, юноша поздоровался.
Асторин встал за сыном, потрепал его по голове и спросил:
— Ты решил задачу, которая у тебя не получалась?
— Про свинью, искавшую трюфели в земле? Решил.
— Умница. Сошлось с ответом, наконец?
— Да.
— Ты еще не опаздываешь в институт?
— Если пойду сейчас, приду за тридцать минут до начала.
— Так вперед, лучше прийти раньше. Иди, надень ботинки, — Асторин обратился к Гордееву, — я рассказал вам все это для того, чтобы вы
— Вот последний вариант меня не устроит, — заметил художник, — ведь мне-то нужна информация именно от других людей, которые знают его.
— Ну что ж, удачи.
— Да, вам тоже, — Гордеев подошел к профилю Асторина и пожал ему руку, затем направился к выходу. Когда он был уже у самой двери, вдруг повернулся и каким-то странным металофонным голосом спросил, — уважаемый, а можно я приведу в негодность все ваши товары? — и тут же вышел на улицу, оставив антиквара в полном замешательстве.
Глава 2
Гордеев вернулся в квартиру Великовского. Было уже обеденное время; художник сильно опоздал, и, когда он появился в плоскости столовой, вся семья, сидя за горизонтальной линией стола, доедала десерт — клубничное мороженое, присыпанное шоколадной крошкой и со стороны походившее на дикобраза.
— Извините меня, я был очень занят, — пробормотал он со смущением, но вдруг полугубы его растянулись в улыбке, и Николай Петрович оказался первым, кто почувствовал это; он даже встал из-за линии стола, подошел к племяннику и закрыл собою его фигуру, дабы убедиться, что ощущения ему не изменили, но тут же министр наклонился и обратил внимание на светло-серого цвета квадрат, зажатый в руке Гордеева.
— Ты купил холст? — осведомился Великовский.
— Да.
Маленькая искорка в глазу Великовского заметно потеплела, как будто под веко впрыснули «дымящуюся» воду.
— Выходит, сегодня уже будете работать? — спросил Берестов.
— Нет, я только начал свои исследования.
— Но в чем они заключаются?
— Я уже говорил: мне нужно узнать как можно больше. Вам, Николай Петрович, наверняка уже сообщили, где я сегодня побывал и что делал.
— Если все это в пользу картины, я нисколько не возражаю, — пожал плечом Великовский и снова сел за стол, — ты, наверное, заметил некоторое мое раздражение, но пойми меня правильно — я никогда не опаздываю к обеду и от других требую того же. Жизнь не должна превращаться в хаос. Ты уж извини, но теперь тебе придется есть где-то на улице, и очень жаль, ведь ты не сможешь отведать этого замечательного десерта.
Гордеев загородил собою линию стола и присел, чтобы получше разглядеть блюдце с мороженым, стоявшее перед министром, потом выпрямился и произнес:
— И правда выглядит сногсшибательно.
Снова могло показаться, что под веко Николаю Петровичу впрыснули «дымящуюся» воду; он даже задвигался на стуле — слова племянника доставили ему огромное удовольствие.
— Я сам покупаю это мороженое, оно очень сочетается с трюфелями.
Гордеев замер от удивления.
— Какими трюфелями?