Плоский мир
Шрифт:
— С какой целью?
— Хочу выследить его и узнать, что на самом деле стоит за этим возвращением, и говорил ли он нам правду.
Я сказал, что если и да, то, наверное, действительно не всю, — в этом Вадим прав. Ну а что потом?
— Если он ведет какие-то махинации, я расскажу об этом Дарье, и она бросит его.
— Не уверен, — произнес я с сомнением, — она упряма, точно так же, как и ты.
— Упряма, говоришь?
Даже не обратив внимания на окончание моей фразы, Вадим задышал полуоткрытым ртом и, покраснев от напряжения, резко встал со стула. Его лоб искромсали глубокие колеи, на которых
— Если она и тогда меня не послушает, я его… — он осекся и тут же взял себя в руки, — я видел его вчера…
— Ты его видел?
— На улице перед его домом. Он вышел, чтобы что-то купить в лавке напротив, и когда заметил меня… ну, можешь представить себе его реакцию… Короче, он спросил, какого черта мне тут надо. А я… я собирался поговорить с ним, но уже более настойчиво. Хотел добиться от него правды. Он сказал мне убираться ко всем чертам и… если он меня еще здесь увидит, все ребра мне пересчитает, — ну что-то такое, — Вадим невесело рассмеялся, и, готов поклясться, в этот момент я уловил в его взгляде сумасшедший блеск, в котором было что-то сродни холодному бенгальскому огню.
— Лучше не связывайся с ним. Аверченко может быть опасен. Разве факты не говорят в пользу этого?
— Чепуха, — после своего полуминутного порыва, Вадим уже совершенно успокоился и сейчас только качнул головой, коротко и даже презрительно.
— Нет, не чепуха. Послушай меня…
Я наклонился вперед всем телом, но он даже не дал договорить мне очередное предостережение: его скулы заработали интенсивно и жестко, оставляя на коже короткие вмятинки, странно похожие на те, которыми время жестоко отмечает лицо человека.
— Знаешь, Павел, если тебя что-то не устраивает, можешь идти отсюда на все четыре стороны — я тебя сюда не звал, понял? Я уже сказал: Дарья останется со мной, я буду за нее бороться, — и точка.
Дальнейшее развитие событий показало, что упорство моего приятеля не поскупится даже на борьбу с опасностью для жизни. Продолжая слежку за Григорием, он играл уже более осторожно и тщательно укрывался от любого случайного взгляда, которым могли обнаружить его два человека, рождавшие в душе столь рознящиеся чувства. В конце недели приложенные усилия получили вознаграждение, (если только можно дать подобное определение финалу всей этой истории).
2006-й апрель, 4-й день
В это позднее утро, когда Вадим уже добрые два часа занимал свой наблюдательный пост у дома, где остановился Григорий, тот вышел из подъезда и направился к центру города. На Кутузовской улице он зашел в небольшой магазин под названием «Дежавю». Вадим остановился перед дверью и стал внимательно наблюдать за тем, что происходило внутри; он чувствовал уже, что, вероятнее всего, именно теперь приблизился к разгадке. В ушах его ожесточенно пульсировала кровь, и на несколько секунд он даже потерял всякую осторожность: подойдя к двери вплотную, Вадим неприкрыто следил за Григорием, который, стоя к нему спиной, о чем-то разговаривал с продавцом за прилавком, — словом, его вполне могли заметить, но в следующий момент он все
Дверь скрипнула, и из-за нее показался толстый человек, небольшой, но внушительный, в темных очках и с золотыми карманными часами, цепочка которых свисала у него из правого кармана на бедро, — впрочем, все эти детали Вадим сумел увидеть чуть позже, когда Аверченко вздрогнул и отошел от двери на добрые три метра, а толстяк молча и уверенно приблизился к нему вплотную.
— Ну… вы достали фотографию?
Уверенный смех толстяка.
— Разве это очень сложно? Завтра в восемь вечера он будет ужинать в ресторане «Зеркальный шар». Вы должны быть там и… ну, словом, вы знаете, что нужно делать.
— Я хочу, чтобы это было последний раз. Я вернулся выполнить свои обязанности и взамен хочу только одного — покоя. Мне надоело прятаться.
— Вы уже и не спрячетесь.
Аверченко побледнел.
— Что, черт подери, вы хотите этим сказать?
Толстяк снова рассмеялся, но на сей раз более сдержанно.
— Без нервов, мой друг, без нервов. Если не будете сохранять душевное равновесие, ничего у нас не выйдет. А если проколитесь, ну, тогда… — толстяк сделал внушительную паузу, и Григорий вздрогнул, — ладно, ладно, не бойтесь. Все будет хорошо. Пистолет еще остался у вас?
— Да…
Вадим позвонил в дверь, потом еще и еще, но его настойчивость была вознаграждена лишь через полторы минуты: резкий поворот дверной вертушки, и Дарья появилась на пороге, в розовом халате, с мокрыми растрепанными волосами.
— Что тебе нужно? Уходи.
— Нет, прошу тебя, не прогоняй меня. Ты не знаешь, как на самом деле обстоят дела.
— Вадим, мы все уже обсудили.
— Ты не понимаешь. Я выследил его и все выяснил. Он собирается убить человека!
— Что?
— Да, именно так. Впусти меня, я все тебе расскажу, а верить или нет — дело твое.
— Ты с ума сошел! Он будет здесь с минуты на минуту.
— Вот и отлично. Мы припрем его к стене.
— Нет, если действительно не хочешь тратить время, рассказывай здесь.
— Как угодно…
Вадим постарался быть как можно более кратким, и в то же время не упустить ни одной мелочи. По окончании рассказа он спросил, есть ли у Григория пистолет.
— Я не знаю… послушай, нет, это не может быть правдой.
— Даша, вспомни, что между нами было. Я потратил много сил, чтобы докопаться до истины, и теперь хочу только одного: уберечь тебя… Фотографию он сунул в левый карман брюк. Ты можешь спросить его, когда он появится.
На минуту решительность изменила Дарье: она пристально посмотрела на человека, который до недавних пор был единственным, кто по-настоящему заботился о ней; казалось, в ее глазах, подобно ленте в кинопроекторе, мелькают фрагменты жизни, связанные с двумя мужчинами, мелькают и борются своими антагонистическими половинами.