Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Он смятен, почти испуган, не знает, что предположить, он не хочет потерять ее. Скорым шагом он преодолевает колючие заросли рододендрона, усыпанные большими цветами, и тогда слышит шум водопада. Он взбегает на небольшой пригорок перед распадком — впереди из почерневшего от сырости каменного желоба хлещет водяная струя. Вокруг в туманном мареве висят мелкие брызги, и в стороне от них мерцает разноцветное радужное пятно. Иван взбегает выше и вдруг, тихо ахнув, опускается на траву. В полусотне шагов под
Не в состоянии сдержать в себе чего-то застенчиво радостного, Иван медленно ложится на землю, поворачивается, над ним начинает кружиться небо, горные цепи и земля, от предвкушения чего-то счастливого он тихо про себя смеется и начинает машинально рвать цветы, складывая их в букет. Лежит так, качаясь в траве, пока вблизи не слышатся ее шаги. Тогда он вскидывает голову — под водопадом уже никого нет, — Джулия, натягивая на ходу полосатую куртку, спешит туда, где недавно оставила его. Иван, не окликнув ее и тихо смеясь, берет тужурку и идет следом. Она добегает до измятых маков и в растерянности бросает взгляд вниз, в сторону, потом все же что-то заставляет ее оглянуться.
— Иван! — с испугом и радостью вскрикивает она, всплескивая руками, и бросается к нему. Обеими руками она обхватывает его за шею и, повиснув на ней, влепляет ему возле рта поцелуй.
Он растерянно, почти с испугом смотрит на нее, а она, легко оттолкнув его и засмеявшись, на вытянутых руках откидывается в траву. Глаза ее сияют озорным радостным смехом, не застегнутая на палочку-пуговицу распахивается куртка и в обнаженном треугольнике на груди становится виден маленький крестик. При виде его у Ивана легко вздрагивает одна бровь, она замечает это и торопливо поправляет куртку.
В нем недолго, но неукротимо борются два чувства к ней: ошеломляющая притягательность и непонятная настороженность по отношению к безудержности ее порыва, он ненадолго нахмуривается, но она, вдруг заметив у него цветы, вскакивает:
— Иван! Это ест твой сюрприз? Да? Сюрприз?
Он и сам только сейчас замечает в своих руках букет маков, она, выхватив их у него, окунает в них свое лицо, потом, все так же смеясь, бросает букет на землю и быстро-быстро начинает рвать вокруг себя маки.
— Джулия благодарить Иван. Благодарить очен, очен…
— Не надо, что ты!..
— Нон не надо. Очен очен надо! Надо Иван!..
Нарвав их много, она бросается с целым красным ворохом ему на грудь, он неловко принимает, не выпуская из рук тужурки с хлебом, и Джулия, прикоснувшись к ней, вскрикивает.
— Хляб?
— Ага! Давай вот поедим, — словно обрадовавшись перемене темы их отношений, говорит Иван и опускается в траву.
Джулия с готовностью садится рядом.
На разостланной тужурке Иван старательно делит хлеб на две части, остаток граммов в двести засовывает в карман тужурки. Одна часть из двух нарочито получается крупнее, да еще с горбушкой, и Иван, окончив дележку, пододвигает ее девушке.
— Это тебе, это мне.
Она протестующе вскидывает смоляные брови.
— Нон! Ето Иван, ето Джулия, — говорит она и передвигает пайки.
— Нет, наоборот! — упорствует он.
Джулия берет свою пайку, но вдруг, схватив с нее добавку, сует ее в руки Ивану. Иван не соглашается, начинается возня со смехом, и вдруг они почти сталкиваются, борясь руками.
Джулия хватает его за плечо, чтобы не упасть, и он отшатывается. Она же, озорно взмахнув ресницами, прикусывает губу и начинает поправлять на груди куртку.
— Бери ешь. Это же твоя, — говорит Иван, пододвигая ей корку.
— Нон!
С озорным упрямством в глазах она принимается грызть свою горбушку.
— Бери!
— Нон!
— Ну и упрямая!
Вскоре они съедают каждый по своей пайке, одинокая корка продолжает оставаться на тужурке.
— Будешь? — спрашивает он.
— Нон будэшь. Ето Иванио.
— Тогда давай так: пополам.
— Что ест пополам?
— Немножко Джулии, немножко Ивану.
— Карашо.
Он разламывает корку пополам и оба с наслаждением сосут кусочки.
— Гефтлингон чоколядо, — говорит она.
— Да уж. При такой жизни и хлеб — шоколад.
— Джулия бежаль Наполи — кушаль чоколядо. Хляб биль малё, чоколядо много, — говорит она, все щуря свои черные глаза.
— Бежала в Неаполь? — не поняв, переспрашивает Иван.
— Си. Рома бежаль. От отэц бежаль.
— От отца? Почему?
— А, уна, една историй, — неохотно говорит она, рассматривая корку. — Отэц хотель плёхой морито. Русски ето муж.
— Муж?
Иван хмурится, она, заметив это, с лукавинкой в глазах бросает на него понимающий взгляд.
— Нон морито! Синьор Дзангарини не биль муж. Джулия нон хотель синьор Дзангарини.
Иван с еще не миновавшей настороженностью спрашивает:
— А почему не хотела?
— То биль уно секрето.
— Какой секрет?
Она искоса бросает смешливый взгляд на Ивана, который дергает пальцами пучки травы.
— Маленько секрето. Джулия любиль, любиль… Как ето русско? Ун джованатто — парень Марио.
— Вот как!
Иван бросает на ветер траву.
— Карашо биль парень. Джулия браль пистоль, бежаль Марио Наполи. Наполи гуэрра — война. Итальяно шиссен дойч. Джулия шиссен. Партыджано итальяно биль мало, дойч тэдэски мнёго. Мнёго итальяно убиваль. Мнёго концлягер. Джулия концлягер.