По пути Синдбада
Шрифт:
Действительно, на постройку сшивного судна уходит значительно больше времени, чем на постройку судна такого же тоннажа, которое строится с использованием гвоздей. Индийские корабельщики полагали, что нам понадобится по меньшей мере полтора года на то, чтобы построить сшивное судно, а в Суре местные оппоненты (после того как мы провозились четыре дня, обрабатывая первую доску) удлинили этот срок до трех лет. Но никто из этих людей не принимал во внимание усердия «зеленых рубашек». А они напоминали в работе не знающего усталости марафонца, бегущего в быстром темпе на протяжении всей дистанции. «Зеленые рубашки» начинали работу в шесть и трудились с энтузиазмом и огоньком в течение всего рабочего дня, длившегося с перерывами двенадцать часов. Но иногда, когда требовалось закончить начатую работу, они по собственному почину уходили не в шесть, а в девять. Домой они уходили все вместе. Если кто-то
Как ни странно, несмотря на тяжелую изнурительную работу, которой занимались строители корабля, они прибавляли в весе, чему несомненно способствовала сытная обильная пища. Стоит также отметить, что рабочая атмосфера на стройплощадке была легкой, непринужденной. Строители обменивались шутками, улыбались, а то и подтрунивали друг над другом. Шутки эти работе помехой не были, наоборот, работа лишь лучше спорилась, и на протяжении всего дня легкий стук колотушек, которыми пользовались в работе монтажники, смешивался с громкими ударами молотков, которыми плотники бахали по стамескам, и этот неутихающий перестук был слышен за милю от стройплощадки, распространяясь вдоль песчаного берега. Подобного рода звуки я слышал на верфях Бейпора, где одновременно велось строительство около двух десятков деревянных судов и трудились три-четыре сотни рабочих. Здесь же, в Суре, строился только один корабль силами тридцати человек, но звуки, сопровождавшие это строительство, были намного громче и, надо думать, деловитее, к чести моих мастеров.
У плотников были труднопроизносимые имена, и потому я наделил каждого подходящим прозвищем. Так, самому крупному и осанистому из этих людей я дал имя Бигфут [18] . Он постоянно работал в паре с самым маленьким плотником, носившим на голове огромный тюрбан и вечно скалившим зубы. Этого человека я прозвал Могучим Клещом. В минуты отдыха он, бывало, развлекая товарищей, танцевал на досках, выделывая замысловатые антраша, и тогда он мне напоминал Румпельштильцхена [19] . Степенного немногословного плотника, начинавшего работу с раздумий и не выпускавшего из рук инструментов, пока он не приходил к убеждению, что работа не только выполнена, но и сделана хорошо, я назвал Йоркширцем. Впрочем, все плотники работали добросовестно, делясь друг с другом тайнами ремесла, а самый юный из них, поступивший на работу учеником, ко времени завершения строительства корабля стал настоящим мастером.
18
Бигфут — покрытое шерстью громадное человекоподобное животное, которое якобы встречается в северо-западных районах США.
19
Румпелыптильцхен — персонаж одноименной сказки братьев Гримм; смешной, забавный человечек, скакавший через костер.
Обычно мы все вставали с рассветом, и мусульмане первым делом отправлялись в находившуюся неподалеку от нас мечеть, где совершали молитву. По утрам, когда я просыпался, до меня доносились одни и те же, в конце концов ставшие привычными звуки: кукареканье петухов, блеянье коз, пытавшихся у стен нашего дома найти немудреное пропитание, свист насосов, которыми повара приводили в действие керосинки, да стук двигателей самбуков, отправлявшихся в море на рыбный промысел. В шесть часов утра я выходил на балкон и свистел в свисток. Во двор, поторапливая друг друга, выходили рабочие с инструментом в руках. Последним, видимо, для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что он занимает высокий пост бригадира, во двор выходил Мухаммед. Он подымался ко мне по лестнице, и мы обсуждали с ним планы на день. Затем я спрашивал, все ли здоровы, хотя имел под рукой лишь аспирин и слабительное. Когда было ясно, что эти лекарства больного не исцелят, приходилось обращаться в городскую амбулаторию.
После меня слово брал Мухаммед. Он доводил до сведения строителей корабля объем работ на день, после чего «зеленые рубашки» один за другим выходили на улицу через дверцу в большой двустворчатой двери, напоминая гномов из фильма о Белоснежке (особенно если процессию возглавлял Могучий Клещ). Они работали до половины десятого, когда на строительную площадку приходили два повара с горшками на голове. Наступало время второго завтрака, меню которого составляли когда рис, когда чечевица, а также оладьи или лепешки. После второго завтрака, длившегося около получаса, работа возобновлялась и длилась до перерыва на ланч и сиесту. Зеленые рубашки возвращались в наш дом. После ланча, состоявшего, как правило, из курицы карри, они отдыхали. В два часа их будили, колотя железным прутом по емкости из-под машинного масла. «Зеленые рубашки» снова шли на строительную площадку и работали до шести, но иногда, когда требовалось закончить начатую работу, они работали дольше. Домой «зеленые рубашки» возвращались смертельно уставшими. Ужинали они во дворе, сидя на плотных циновках, скрестив ноги. В половине восьмого они отправлялись спать. По пятницам «зеленые рубашки» стирали белье, писали письма домой или ловили рыбу. Развлечения в городе их не прельщали. Они приехали в Оман, чтобы хорошо заработать и привезти заработок домой, своим семьям.
Вскоре после начала строительства корабля наши ряды пополнились людьми с Миникоя. Они умели делать все понемногу — и сшивать доски, и плотничать, но состязаться в этих ремеслах с настоящими мастерами они не могли. Поэтому я поручил им другую работу: они устанавливали рангоут, сверлили в досках отверстия, используя электродрель, а также вчерне изготавливали шпангоуты с помощью ленточной пилы. Электродрель и ленточная пила зеленым рубашкам казались хитроумными новшествами, с которыми лучше не иметь никакого дела. К ленточной пиле я и сам относился с некоторой боязнью, считая ее небезопасным приспособлением: ее шкивы вращались с огромной скоростью, а ее лента, снабженная зубьями, казалось, вот-вот ворвется и нанесет увечье рабочему. Но, к счастью, и эти мои опасения не сбылись.
В феврале работать стало сложнее. Со стороны Вахибской пустыни, стремительно огибая холмы, задул сильный ветер, готовый, того и гляди, снести навесы на стройплощадке. Пыль лезла в глаза, мешая работать. Но главная неприятность заключалась в другом: от воздействия ветра согнутые доски, предназначавшиеся для строительства корпуса корабля, приходили в негодность. Чтобы придать доскам нужную кривизну, мы размягчали их в самодельных запарных камерах. Продержав доску в камере три-четыре часа, ее вынимали, обертывали мешковиной, зажимали приспособлениями, по виду напоминавшими камертон, а затем сгибали лебедками, придавая доске нужную форму. Доска скрипела от напряжения, а в центре сгиба даже нагревалась. Но когда ветер усиливался, он так быстро иссушал доски, что часть их при обработке ломалась. Бывало и по-другому. Придав доскам нужную форму, рабочие уходили на ланч, а когда возвращались, то обнаруживали, что ветер высушил доски, и они потеряли нужную форму. Строительство судна затягивалось. Объявилась и другая напасть: то ли потому, что на ветру у рабочих быстро высыхал пот, то ли из-за неправильного питания, но только у них стали появляться фурункулы. Вспомнив рекомендации капитана Кука, я обязал рабочих есть ежедневно лаймы.
К тому времени я обзавелся помощником. Им стал Брюс Фостер, профессиональный фотограф из Новой Зеландии, которому вменялось в обязанность снимать все без исключения действия, сопутствовавшие строительству корабля. Вероятно, мы строили последний сшивной корабль, и я хотел запечатлеть этот процесс для истории. Я познакомился с Брюсом в Новой Зеландии, где выступал перед публикой, рассказывая о своих былых путешествиях. Узнав о моем намерении пройти по стопам Синдбада, Брюс вызвался присоединиться ко мне. Он был энергичным исполнительным человеком, и когда я уезжал по делам в Маскат, он замещал меня, оставаясь за старшего.
Когда Брюс, взяв отпуск, уехал домой, его заменил Трондур Патурссон, датчанин с Фарерских островов, который был членом моего экипажа во время путешествия на «Брендане». Впервые появившись на стройплощадке, Трондур вскарабкался на нос корабля и, разглядывая каркас, доброжелательно произнес:
— Твой корабль по форме похож на голубого кита.
Вьющиеся волосы и густая борода придавали Трондуру сходство со скандинавским богом морей, и его отзыв, который я воспринял как похвалу, показался мне добрым знаком.
Трондур приехал в Сур с женой Боргне и двухлетним сыном Брандером. Поначалу они выделялись белизной своей кожи, свойственной северянам, но вскоре загорели не хуже меня. Жара заставила северян одеваться по-здешнему. Соседские женщины выделили Боргне накидку и мешковатые панталоны, а Брандер стал щеголять в миниатюрной дишдаше и пестром тюрбане, из-под которого выглядывали опаленные солнцем мочки ушей. Трондур, профессиональный художник, в свободное время забирал свой этюдник и отправлялся на край пустыни рисовать песчаные дюны, когда на рассвете или под вечер низкие лучи солнца придавали им фантастическую окраску.