По рукам и ногам
Шрифт:
Перебарщиваю? Я перебарщиваю слишком с выражением чувств своих? О, весьма, наверное. Все-таки, оно и хуже быть могло. Кому, как ни мне знать, насколько. Шелевских замашек у господина моего названного хоть лопатой разгребай, за год не разгребешься. Что-то он с рук мне спускает все чаще и чаще. И слишком много. Я как подумаю – и сердце обрывается. За такое и убить бы можно. Ой, прознай об этом Генрих, и убил бы! Неужто и правда наш повелитель влюбился так, что и гадости делать расхотелось? Ну, чудеса в решете.
Однако, не такой Кэри уж добряк, у него ведь
И как Ланкмиллер не ухохатывается при виде меня? Какое-то маленькое, жалкое недоразумение, а еще чего-то пытается ему поперек сделать.
И вообще. Оно запуталось так, что теперь не достаточно только за ниточку потянуть, чтоб исправить. Исправить уж можно разве что, решительно разрубив клубок получившийся. Хоть кто-нибудь. Хоть кто-нибудь бы набрался смелости это сделать, пока мы все в этом клубке не сгинули…
Дверь на этаж хлопнула, выводя из объятий моих не в меру для вырванной из лап смерти, печальных мыслей. Недолго ж мучитель странствовал. Или возмездие обернулся вершить?
Я выскользнула из ванной, а то еще не дай черт, подумает чего.
– О, Кику, познакомься, что ли… Это Эл, помнишь, я тебе говорил?
Глаза… Что ж, у нее были красивые и умные, только испуганные. Ну еще б, такого чуда не испугается только брутальный мужик, поднимающий по пол-тонны одной левой и жрущий котят на завтрак. А еще Ланкмиллер, но он не в счет.
А, ну еще у нее были большие сиськи.
Пока я все это рассматривала, произошла какая-то заминка дурацкая.
– Здравствуй, – Райт, вздохнув, спасла ситуацию.
О, у нее хорошо поставленный голос был, а еще смотрела она прямо, не снизу и не сверху. Значит, наложница из нее вряд ли б вышла, да и знать, видимо, тоже не ахти. Или я уж из рук вон плохо разбираюсь в людях.
Кэри устремил на меня взгляд, донельзя многозначительный.
– Здрась-те, – я передернула плечами, и тут только заметила нашивку на рукаве ее белоснежной, заботливо выглаженной рубашки.
Пять блестящих звезд на синем бархате. Черт возьми, да неужто?
– Эскорт? – у меня аж брови взлетели.
– Точно. Эскорт, – рассеянно кивнула Элен и, опустив голову, осторожно меня обошла.
– Ступай в мой кабинет, – сдержанно велел Ланкмиллер, отпуская ее руку. – чуть-чуть вперед и налево. Я сейчас приду. – За спиной послышалось негромкое «угу» и размеренные шаги, и Кэри обернулся ко мне. – Я удивлен. Нет, я поражен. Чего это с тобой сделалось?
– В смысле? – я, разгребая волосы пятерней, уставилась на мучителя.
– На моей практике такая спокойная реакция – просто чудо. Наложницы, как правило, гостей не жалуют.
– Просто наложницы – люди травмированные, для них господин, не иначе, чем мост в мир. И когда по этому мосту кто-то другой идет…
– Нет, не мост в мир, а целый мир, – почти деликатно
– Как будет угодно, – хмуро буркнула я и, чуть помолчав, добавила: – С чего ты вообще взялся меня знакомить со своей любовью, как будто я тебе сестра или мать?
– Ты так резко не выпрыгивай больше из ванной, и эксцессов не будет, – невозмутимо парировал он и вслед за Райт в кабинет отправился. Хорошо хоть, не облизал ее, раз такое дело.
Я молча проводила его взглядом. Какие любезности, мама дорогая. Эскорт, значит, да? Ну точно, этот запах женских духов в коридоре. От Ланкмиллерской рубашки в тот вечер так же пахло. Тогда, когда он меня еще за просмотром семейного альбома застал и за шкирку из чулана вытащил. Значит, эскорт.
Я не успела еще все свои проклятия в хозяйскую сторону выговорить, как мимо меня еще какая-то бабенка проскочила в соболиных мехах, отдаленно напоминающая Розу, только приземистей и накрашена была ярче. И тоже в кабинет. Ланкмиллер прав, не дом, а проходной двор.
И вместо того, чтоб в душ идти или куда там мне полагалось с таким видом скрыться от гостей, пошла я дальше по коридору и села на подоконник, аккурат напротив двери в кабинет. Отсюда, как правило, все, до единого слова, бывает слышно.
Еще ни разу я не опускалась до таких гадостей, как подслушивание, за все время своего пребывания во владениях мучителя, но сейчас пора бы и вспомнить старую практику. Никогда не видела в этом колоссального вреда обществу, а вот в кабинете, кажется, что-то интересное намечалось.
Да и вообще. Ланкмиллер? Эскорт? Он всю жизнь презрительно к нему относился. С какой ж горы его пнули, что точка зрения так кардинально съехала. Странно до чертиков и как-то немножко гадко.
– Крупнейший контракт этого десятилетия был заключен во многом благодаря вашей дочери, – голос мучителя звучал уверенно и почти не отражал эмоций, эдакий стандартный деловой тон, будто Кэри, торгуясь, преимущества товара описывает.
– Конечно. Всегда приятно иметь образованного человека под рукой, и тем не менее, я была весьма удивлена вашим предложением. Весьма удивлена, – голос у бабенки был весь такой дребезжащий и щепетильный, так что я было пожалела, что мне теперь слушать его придется, такой неприятный, но с места своего не ушла. Предложение? Это какое? Руки и сердца, что ль? Раз такое дело, может и мне перепадет чего в виде вольной грамоты? Тетка оживилась снова, – Элен, детка, выйди, пожалуйста, оставь нас вдвоем, нам нужно кое-что обсудить.
С самого начало ясно было, что я не успею убраться, поэтому я и не пыталась. Дверь приоткрылась, выпуская из кабинета ядерную концентрацию парфюма – уже другой запах, тяжелее и слаще, – затем в коридор выскользнула Райт. Оглядевшись, она рядом со мной села на подоконник, только в другой угол, и безотрывно уставилась на дверь, как будто мастерство гипнотизера так тренирует, заламывая пальцы. Наблюдая за этим процессом, я даже как-то напугалась, как бы она их все не переломала, и со стратегической небрежностью осведомилась: