По следу единорога (Сказание наших ночей)
Шрифт:
Мэллори снова заглянул в книгу.
– Улица Уныния, 124, - сообщил он, нахмурившись.
– Что-то я о такой не слыхал.
– Это между Леностью и Отчаянием, - сказал вороной.
– Это такие улицы?
– уточнил Мэллори.
– Да, в этом Манхеттене.
– А ты бывал на улице Уныния?
– Я таскал похоронные дроги, - кивнул вороной, - после одной из устроенных Гранди эпидемий чумы.
– Похоронные дроги?
– Гранди ставит на большие числа, - угрюмо бросил Эогиппус.
– Да уж, пожалуй, - согласился Мэллори, положил Эогиппуса на холку
– Ладно, поехали.
Вороной затрусил через бескрайнее белое поле, в которое превратился Центральный парк, словно светившееся во мраке мерцающим, переливчатым светом. Проехав четверть мили, Мэллори обратил внимание, что по белому полю там и тут расставлены странные фигуры.
– Это что еще за черт?
– спросил он, указывая на самую крупную.
– Это не черт, а снежная баба, - ответил Эогиппус.
– Ни разу в жизни не видел ничего подобного!
– Вернее, на самом-то деле это снежная горгона.
– У какого-то ребенка чертовски буйное воображение, - прокомментировал детектив.
– Да, - согласился миниатюрный конь.
– Ступни должны быть гораздо крупнее.
– Ты хочешь сказать, что в этом мире действительно существует нечто подобное?
– Разумеется, - подтвердил Эогиппус.
Снежные творения становились все более и более замысловатым, достигнув кульминации в снежной крепости, которая вполне могла бы приютить целый батальон.
– Чудесная работа, - отметил Эогиппус.
– Обратите внимание, что все кирпичи сделаны изо льда. Держу пари, что подъемный мост работает по-настоящему.
– А кто мог их построить?
– полюбопытствовал Мэллори, озираясь в поисках хоть одного живого существа.
– Снег-то идет всего минут двадцать-тридцать.
– Кто знает?
– тряхнул гривой конек.
– Не лучше ли наслаждаться их красотой, пока они не растаяли?
– Пребывание в неизвестности для меня мучительно, - признался Мэллори.
– Наверно, потому-то я и стал детективом.
– Они не станут менее прекрасными оттого, что вы не знаете, кто их сотворил.
– Нет, для меня станут, - заупрямился Мэллори.
– Филистер!
– проворчал вороной.
Мэллори решил больше не углубляться в тему и вновь сосредоточил внимание на снежных скульптурах - частью изящных и кристальноясных, частью явившихся прямиком из его ужаснейших кошмаров. Тут и там предприимчивые работники рекламы бросались в снег, чтобы потешить свои творческие инстинкты: детальнейшим образом сработанные снежные мужчины и женщины демонстрировали тщательно скроенные смокинги, халаты, бюстгальтеры и туфли, причем каждый предмет одежды был снабжен выставленным на первый план ярлыком с указанием цены и адресом магазина, а торговец антикварными автомобилями даже воспроизвел "Дюзенберг" и "Такер" во всех деталях, вплоть до водителей, облаченных в костюмы соответствующих периодов.
– Ну, каково ваше мнение?
– спросил Эогиппус, когда они миновали еще один замок.
– Пока не решил. Никак не разберусь в себе. Половина моего рассудка твердит, что это обворожительно.
– Мэллори выдержал паузу.
– А вторая, принадлежащая детективу, твердит, что эти штуки обеспечивают грабителям ужасно много укрытий.
– У нас в Центральном парке нет ни одного грабителя.
– А вот на это не рассчитывайте. Я только что видел движение вон за тем снежным сфинксом.
Эогиппус посмотрел в указанном направлении и почти тотчас же сообщил:
– Это всего лишь кукольный театр.
– Под открытым небом, в полночь, в метель?
– не поверил Мэллори.
– А разве найдешь более подходящее время или место?
– парировал Эогиппус.
– В эту ночь множеству детей разрешают засиживаться допоздна ради встречи Нового года, а благодаря кукольному театру они не надоедают родителям.
Подъехав поближе, Мэллори увидел толпу детишек, одетых в такие же накидки, как он, сидевших на земле скрестив ноги по-турецки и радостно смеявшихся над накатанным представлением о Панче и Джуди, разыгрываемых мужчиной и женщиной, покрытых снегом от макушек до пят. Приглядевшись к детям попристальнее, Мэллори обнаружил, что из-под половины накидок торчат мохнатые или покрытые чешуей хвосты. По разные стороны от группы с безмерно скучающим видом стояла пара девушек-старшеклассниц, явно приставленных присматривать за детьми - одна вполне нормальная, а вторая с парой огромных кожистых крыльев.
– А они не замерзнут?
– поинтересовался Мэллори.
– Они одеты в защитные плащи и накидки, - ответил Эогиппус.
– Я об актерах.
– А с какой стати им мерзнуть?
– Но ведь они покрыты снегом, - указал Мэллори.
– Естественно. У них снег не только снаружи, но и внутри.
– Ты что, хочешь мне сказать, что под снегом людей и вовсе нет?
– Совершенно верно, - подтвердил Эогиппус.
– Не верю!
– Но это правда. Всякий раз, когда выпадает достаточно солидный слой снега, дети бегут сюда, чтобы посмотреть представление о Панче и Джуди. Не представляю, каким образом, но снеговики ухитряются помнить свои роли от зимы до зимы.
Как раз тут Джуди ударила Панча по голове сделанной из снега скалкой, и Панч, вопя и рыдая, повалился на землю под смех и радостные возгласы детей.
– Вот видите?
– указал Эогиппус.
– Настоящего человека такой удар прикончил бы.
– Согласен, - Мэллори сделал паузу.
– Пожалуй, я просто привык к своему Центральному парку.
– Отсюда не следует, что в этом Манхеттене нет своих опасностей, - продолжал крохотный конек.
– Но исходят они из иных источников.
– Таких как Гранди?
Эогиппус кивнул.
К тому времени сценическая площадка уже осталась позади. Они приехали в унылое, голое место, где единообразие пейзажа лишь изредка нарушалось случайной снежной скульптурой. Наконец, вороной добрался до конца парка и свернул на узкую, покрытую свежими колеями улицу.
– Где это мы?
– осведомился Мэллори.
– На улице Раскаяния, - сообщил Эогиппус.
– Ни разу о такой не слыхал.
– Она всего квартал длиной, идет от Чревоугодия до Похоти.