По ту сторону грусти

Пинчук Янина Владимировна

– Ты говорила, что растрёпанная.

– Она просто колом встала, как перья, которые ты пыталась вырвать, как пеликан, раздирающий себе грудь до крови. Только вот кого ты ей накормить собралась, вопрос. Твои новообразования похожи ещё и на отметины от паразита - когда демон или лярва к человеку присасываются, или те же суккубы.

Алеся угрюмо поёжилась. Она понимала, что не бывает заболеваний и повреждений более или менее красивых, но ощутила себя оскорблённой. И тихо произнесла с ровной, отмеренной иронией:

– Ты определись уже, на что это похоже. Тебя послушать, так муть голубая, ничего толком сформулировать не можешь.

Влада, чуть погрустнев, пожала плечами:

– Извини. С буквальными описаниями это тоже не совпадает. Пойми, я ведь

хоть и молодец как солёный огурец и без пяти минут гений, но лет мне при этом сколько? Я всего лишь подмастерье, а такую вещь, как опыт, никто не отменял. А ты хочешь, чтоб я тебе всё по полочкам разложила. Нет, Лесь, так не годится. Я сделала всё, что могла. А случай серьёзный, и раз мы обе ни в чём не уверены, надо обратиться к министру, - и потянулась за телефоном.

– Нет!
– вскричала Алеся и вскочила, смахнув со стола блюдце.

Оно картинно перекувырнулось в воздухе и смачно раскололось об пол. Монета исчезла под плитой.

Влада чуть заметно закатила глаза. И, положив телефон на место, заговорила с лапидарной жёсткостью:

– Хорошо, звонок отменяется. Но при следующем таком проявлении - сдам тебя с потрохами. Мы сами так договаривались. И очевидно, что ты в опасности. Но раз ты так сопротивляешься, так уж и быть, буду твоим сообщником по преступной халатности. Я могу высказать только кое-какие соображения. Вернее, вспомнить одну беседу с нашим наставником.

Алеся положила ногу на ногу, хотя всё равно была напряжена.

– Может, ещё чаю?

– Да, пожалуй.

Влада развернулась, вильнув широкой домашней юбкой из разномастных полос, и поставила чайник на плиту. Он не успел остыть и вскоре закипел. Влада в это время смела осколки и отправила их в помойное ведро, убрала со стола свечи и привела его в обыкновенный человеческий вид, уставив предметами не такими уж необычными, но тоже по-своему ритуальными в любой дружеской среде: чашками, блюдцами, ложками и розетками с вареньем, мёдом и нарезанной пастилой.

– Так вот, - сказала она, усаживаясь, и отхлебнула терпкий, до красного отсвета заваренный чай.
– Зашёл у нас как-то разговор о всякой всячине, и вспомнил Андрей Андреич один случай, который произошёл в годы войны, точнее, даже не случай, историю. Правда, началась она ещё перед войной. Познакомился он тогда с одной девушкой на почве интереса к старинным знаниям. Она была переводчица, полиглот, языков знала немерено, в том числе очень редкие, например, древнепрусский, а ведь он уже к тому времени еле теплился. Правда, выросла она в тех краях, училась в Кёнигсберге. Хотя проживание в какой-то местности автоматически не делает человека ни патриотом, ни... вайделотом. Кровь у неё была как изысканный коктейль, сама она заявляла о земгальском происхождении, звали её Беата, а фамилия была какая-то очень немецкая, правильная - то ли Рунге, то ли Фальке. И язык немецкий она знала в совершенстве, даже писала на нём стихи и песни. Говорят, это и сыграло злую роль в её судьбе, но Андрей Андреич считает по-другому.

Алеся внимательно слушала, не забывая откусывать пастилу и запивать чаем, и пыталась уловить, куда Влада клонит.

– Наверное, интересный человек был, если так запомнилась, а он после стольких лет рассказывать взялся.

– Ещё бы, человек там был такой...
– Влада задумалась.
– Даже не знаю, подходит ли сюда слово "харизматичный". Оно у нас в основном с ораторами и политиками ассоциируется. А там было какое-то другое чувство, для него, по словам министра, тяжело подобрать определение: но этой девушкой хотелось восхищаться, целовать руки и становиться перед ней на колени, чуть ли не культ личности создать. Это, между прочим, не укрылось от Лидии Дмитриевны, она ему даже пару раз скандал устроила в качестве ноты протеста.

– Странно, что тебе никто ничего не устроил за всё время, - хихикнула Алеся.

– Ой, ты просто не знаешь, был разговор неприятный, в начале моего ученичества, - поморщилась Влада, - но во время него мы просто прояснили намерения, задекларировали лояльность, тыры-пыры... Стресс, конечно, был, но как-то удивительно всё сошло, дипломатично. С профессиональной спецификой, так сказать. Так вот, мы в сторону ушли. Это была личность с мощнейшей энергетикой, можно даже сказать, для обычного человека ненормальной. Появлялось ощущение, что она не "сама по себе мальчик, свой собственный", а за ней что-то стоит: то ли войско несметное, то ли высшие силы... Создавалось впечатление, что она - одно из тех самых орудий, несвободных, но могучих, как святые и пророки. Это не "она говорит", это её устами Некто глаголет, и так далее. И она этим ничуть не задавалась, как и своими знаниями, наоборот, говорила, что иногда это мешает. Вся эта экзальтация, восхищение почти суеверное. Поклонников было много. Но личная жизнь у неё не складывалась: то период проб и ошибок, то затишье, вот они с министром тогда и познакомились, когда она одна была. И всё как-то никак. Правда, со временем она перестала расстраиваться и относилась к этому просто, с улыбкой. Так же, как отказывала назойливым ухажёрам - молча улыбнувшись и покачав головой. И открыто заявляла, что личной жизни ей хватило, три раза уже успела замуж сходить, спасибо, конечно, но ей там не понравилось. Другое дело, профессия, творчество и тайная мудрость. Это и нервы сбережёт, и лишних сил не отнимет - потому что все усилия, которые ты туда вкладываешь, никогда не покажутся тебе лишними. А если человек - не тот, всегда получается, что ты перед ним бисер мечешь и вообще, размениваешься.

– Это уж точно, - кивнула Алеся, незаметно для себя согласившись и сочувствуя похожести.

– Так вот, до войны и в первый её месяц они часто виделись, каждую неделю. В основном, в библиотеке, в специальной секции. И вот Андрей Андреич одну вещь заметил: что энергетика Беаты очень непростая, притягательная, но тяжёлая, тёмная.

– Поразительно.

– Да, - кивнула Влада, - вот такое вот зловещее обаяние. Она признавалась, как ей нелегко, всегда неспокойно на душе, но относилась к этому как к должному, говорила, что Пруссия - просто земля такая, аура там очень тёмная, и люди ей напитываются, отравляются с младенчества, как испарениями болот. Но он понимал, что дело не только в этом. Они как-то снова встретились в библиотеке - буквально за три дня до нападения Рейха - и он незаметно, очень деликатно её просмотрел. И увидел у неё в области сердца завихрения и сгустки, похожие, наверное, на твои - и они тоже сливались в почти неразличимый кластер, как пояс астероидов. А ощущение создавалось, что человек ходит с дырой в сердце.

– Дыра в сердце - это инфаркт миокарда, - не удержалась и съязвила Алеся.

– Ну вот, и самое интересное, что никаких инфарктов с ней не случалось, она, скорее, могла подвернуть ногу или сломать запястье. Фишка в том, что там бывали не заболевания, а именно физические повреждения, как у солдата. Но с этой отметиной душевной они не имели ничего общего.

– Ну а что в итоге? И ещё определись, наконец - у тебя то отверстие, то сгусток, не поймёшь.

– Так я ж за что купила, за то и продаю, - пожала плечами Влада.
– И противоречия тут нет. Министр мне рассказывал, что у него возникло впечатление не то коридора, не то канала. Но само это новообразование и правда ничем не напоминало полость, это был именно тяжёлый ком. Может, как раз и подходящий под определение груза на душе или камня на сердце. Но было ощущение, что это какая-то метка, или датчик, ну не знаю, нечто, что используется для трансляции.

– Уж не той ли нечеловеческой энергии?

– Да, именно. А Беата заметила тогда, что Андрей Андреич её осматривал, но промолчала и не возмущалась, она уже в следующий раз об этом упомянула. И призналась со своей неизменной улыбкой, что лично от него скрывать ничего не собирается. Тогда и прозвучало это имя: Намейсис.

– Это ведь земгальский вождь, который воевал против крестоносцев?
– переспросила Алеся.

– Именно.

– Я читала о нём как-то в поезде на Вильню.

– Значит, знаешь, о чём речь. А это была научная книга?