По ту сторону Тьмы. Между Здесь и Там...
Шрифт:
Кену как-то сразу стало не по себе от чёткого и какого-то уж слишком отрезвляющего осознания, что же это была на самом деле за хрень. Его дыхание ощутимо участилось и усилилось, вместе с сердцебиением, притом, что в своём реальном мире он вполне мог контролировать свои эмоции в подобных ситуациях. Но здесь почему-то это выходило плохо. Если совсем не шло полностью под откос и вразнос в виде отупляющей панической атаки.
– Тогда для чего был весь этот разговор?.. – как ни странно, но говорил он пока ещё ровным голосом. Или относительно ровным.
– Для небольшой передышки. И чтобы какая-то часть донесённой до твоего разума информации сумела там закрепиться и частично прописаться. Потому что… - Хантер нагнулся
Не похоже, чтобы Джокера сильно напрягла или возмутила совершенно бессмысленная попытка Кена что-то сделать со своей стороны. Он даже наоборот едва не с восторгом заохал и засмеялся одновременно, с явным восхищением в широко распахнутых глазах наблюдая, как Дерек пытается подтянуться на прикованных к стене железных наручах и даже дёрнуть их, видимо, чтобы попытаться вырвать из гранитного и окостеневшего до титановой прочности камня вбитые с цепями штыри. И, судя по очень даже заметным сдвижкам и поскрипыванию с металлическим позвякиванием титановой стали, у Вударда действительно в этом мире прибавилось физических сил в разы. Правда, цепи оказались сильнее. К сожалению или, наоборот, слава богу…
– Понимаю, попытка – не пытка. Но… было бы лучше, если бы ты приберёг свои силы для предстоящего аттракциона. Вот там они тебе понадобятся, как никогда раньше. И, да… Предупреждаю тебя заранее.
Хантер убрал руку с затылка Кена, но только для того, чтобы расправить с её помощью жуткий кляп на ремешковой сетке бандажного воротника и приблизить его в правильном положении к разбитому в кровь рту Зверю. Ещё не бешеному, но уже приближающегося по своему внутреннему состоянию к данной черте.
Их взгляды снова соприкоснулись и то, что Князь увидел в глазах Дерека (пока ещё не окрашенных фосфорным свечением зелёного нефрита) едва ли могло чем-то понравиться первому, и уж точно не воодушевить.
– Никаких обезболивающих тебе тут не светит. Я не настолько гуманен, как Хардинг, и тем более не настолько осторожен. Поэтому мои методы максимально радикальны. Но зато также максимально эффективны и достигают нужной мне цели за считанные дни. Максимум недели. В любом случае, тебе должно понравиться. Чтобы такому, как ты, Зверю и не понравилось то, что с ним сделают… Вернее, во что его собираются переделать… Не каждый это сумеет выдержать. Точнее, это не сумеет выдержать вообще никто из смертных, кроме Зверя и тебя. Но ты будешь в разы лучше, чем он. Ты станешь недосягаемым ни для кого и нигде совершенством. И моим! Всем моим!
3.23
Хантер не обманул. Пусть частично и выглядел как полный и отбитый на всю голову психопат, но… Похоже, он просто пытался внешне соответствовать своему изначально выбранному образу. Потому что такие, как он психопаты всегда были себе на уме и никогда не раскрывали всех своих карт до конца и полностью, пряча в рукавах, как минимум, с дюжину козырных тузов. И за тот не короткий разговор их самого первого личного знакомства, Кен, наверное, должен был всё-таки поблагодарить Князя. За небольшую передышку. За возможность подготовиться и морально, и даже физически к тому аду, который был уготован для Дерека на ближайшие в этом месте часы. А то и на целую вечность.
А
Странно, что он до сих пор не потерял сознания. Хотя, возможно, и терял, как минимум с дюжину раз. Но его быстро приводили в чувства каким-то специальным для этого средством. Возвращали в этот кошмарный мир или реальность снова и снова. И снова прокручивали в огромной и раскалённой до предела мясорубке из нечеловеческой боли. Из сплошной боли, превратив постепенно в эту боль и его самого. Всё его тело. Сделав его одной сплошной болью…
Он бы и рад был бы кричать от неё во всю глотку, срывая голосовые связки и разрывая в кровь горло изнутри, но тот грёбаный кляп… Хотя, может благодаря этому кляпу всего его зубы, включая язык и губы, остались целыми и почти невредимыми, потому что он всё равно пытался его прогрызть или как-то сломать. Но у него ничего не вышло. Кроме одной единственной мелочи – он не свихнулся. Просто одурел. От переизбытка пережитой боли. От всего того, через что ему пришлось пройти и, мать его, выжить…
Его даже не стали приковывать на этот раз цепями к стене. Просто надели наручи на запястья и такие же широкие железные браслеты на щиколотки, а те, в свою очередь, были присоединены к тяжёлым цепям, намертво вмонтированным в пол тюремной камеры. Вернее, каменного мешка с единственной дверью и непонятным источником очень тусклого света. Каменного мешка, в котором вообще ничего не было, кроме тела Кена, валяющегося прямо на полу в одном ошейнике.
Да. Его раздели. Ещё во время «пыток». Или, точнее, во время чудовищных экспериментов над его организмом. Каких, наверное, не проводили даже в гестаповских застенках. В какой-то мере можно даже посчитать за счастье, что многое из того, что с ним тогда делали, не отложилось в его памяти и, судя по всему и по большей части, всё из-за той же боли. Именно боль не позволяла ему запоминать, как и слышать… Слышать то, что ему тогда говорил, а иногда и буквально кричал Хантер. Конченный, его мать, ублюдочный Хантер с его дибильным хохотом и горящими даже при ярком красном свете хирургических ламп демоническими глазами.
– Я ведь предупреждал тебя на его счёт. Предупреждал держаться от него подальше…
Боже… как же ему хотелось сдохнуть… Или провалиться в милостивые объятия Тьмы. Но как-то наконец-то отсюда вырваться. Вырваться из этого грёбаного мира и его вывернутой наизнанку реальности. Хотя бы чтобы просто на какое-то время забыться… забыться от боли…
Правда, теперь она не шла ни в какое сравнение с той, какой его пытались убить или свести с ума ещё несколько минут назад. Сейчас она была не то что терпимой, Кен практически её не замечал. Его больше всего теперь доводила до трясучки дикая слабость и запредельная усталость. Как будто он не спал как минимум неделю и всю эту неделю безостановочно таскал на себе стокилограммовые мешки с песком или камнями. После чего, естественно, устал до смерти. И также до смерти хотел спать. Но заснуть не мог из-за той же дичайшей усталости, ноющей вместе с физической болью во внутренних и внешних ранах невыносимо раздражающими судорогами и спазмами. И, само собой, дурел от неё же, совершенно не соображая, да и не желая в принципе напрягать остатки едва ли здравого рассудка. Или опьянел в хлам… Опьянел от боли…