По ту сторону тьмы
Шрифт:
Голос прозвучал резче, чем он хотел. Бессильная злость охватила Риваана. Хотелось взять и как следует встряхнуть ведьму, чтобы та пришла в себя.
Плечи Лады вздрогнули, и женщина, закрыв лицо руками, расплакалась. Риваан тяжело вздохнул и покрепче прижал её к себе. Он мог спокойно перерезать горло ведьмаку и равнодушно взирать на казнь сотен, как тогда в Вальдане. Но женские слёзы выбили у него почву из-под ног.
— Я знаю боль, — прошептал он в растрёпанные рыжие волосы. — Сначала кажется, что её можно не замечать. Затем — что можно вынести. Однако потом понимаешь, что с ней невыносимо жить. Тогда начинаешь искать причины,
Она помолчала несколько минут и наконец тихо произнесла:
— Хорошо. Только не пугай меня больше. Я этого не выдержу.
— Не буду, — ответил Риваан, чувствуя, как в груди разливается блаженное тепло.
Глава 10. Возвращение
Только в детских сказках пишут о том, как герои возвращаются с того света и при этом у них ничего не болит. У меня же ломило всё тело. Начиная от моей взлохмаченной головы, которая буквально разрывалась на куски, заканчивая пальцами на ногах. Помнится, в академии подруги ухитрились протащить несколько бутылок южного розового шампанского. А между тем южное розовое славится не только восхитительным виноградным вкусом с нотками мяты, но и дичайшим похмельем. На следующий день посиделок половина благородных девиц завидовала мёртвым. Другая половина сочувственно качала головой и неодобрительно цокала языком, скрывая злорадство.
Но утро после весёлых девичьих посиделок мне показалось благодатью по сравнению с первыми мгновениями пробуждения. Опухшие веки не хотели подниматься. Сквозь них пробивалось красное марево, настолько яркое, что желудок неприятно свернуло в тугой узел. Острая боль резкими толчками пульсировала где-то в макушке, отдавая в виски. К горлу подкатила противная тошнота. Спина затекла и ныла от давящей ломоты в мышцах. Хотелось свернуться калачиком, натянуть одеяло на голову и тихонько выть.
Однако стоило чуть пошевелиться, как от поясницы к ногам побежали огненные ручьи. На висках проступили холодные капли пота. Я безотчётно открыла рот, выхватывая резкими вдохами ледяной воздух.
Перед распахнувшимися глазами плавала комната в красноватом мареве. Всё виделось размыто, как будто какой-то недалёкий художник выплеснул краски. Очертания предметов казались знакомыми, и в то же время я не могла их узнать.
В нос ударила смесь трав и чего-то тошнотворного.
— Выпейте, барышня, — мягко произнёс чей-то бархатистый голос. — Пейте, вам станет легче.
При других обстоятельствах резкий запах отвратил бы. Но сейчас я была готова выпить что угодно. Даже отраву. Лишь бы отпустила мучительная боль.
Отвар оказался горьким и не менее мерзким, чем моё состояние. Но весьма действенным. Я снова закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Постепенно обжигающие путы ослабили хватку, дыхание выровнялось, а голову перестали сжимать острые тиски. Сознание прояснилось и тотчас услужливо подкинуло последнее воспоминание, что ввинтилось в него: рубиновые витражные осколки, осыпающиеся на головы людей, мечущихся в панике.
Я опасливо приоткрыла один глаз. Боялась, что неловкое движение, — и моя бедная голова треснет от боли, как перезревшая тыква. Однако ничего не последовало, и я, осмелев, открыла глаза полностью.
Знакомая комната в бело-золотых тонах с мраморным камином, безделушками на полке и широкой кроватью с резными столбиками. Ветерок тихонько колыхал прозрачный тюль, а сквозь приоткрытые окна доносились мелодичные птичьи трели.
В груди царапнуло чувство: я умерла. Преставилась, и мне теперь чудится комната Наагшура. Как гласят предания, человеку после смерти видится то, что оставило сильный отпечаток в душе. Никогда бы не подумала, что это может быть гостевая спальня ведьмолова. Почему не вокзал, например? Не бордель мадам Дюпре? Не труп несчастной девушки?
Слишком много вопросов. В голове закипает суп спутанных мыслей, а я чувствовала себя, словно морковка, плавающая на поверхности этой бурлящей жиже.
Рядом со мной сидел невысокий, полный человек с толстыми очками. «Надо же, какой непривлекательный!» — заворчала Мира. Она придирчиво рассмотрела его и уже сделала свои выводы. — «А говорят, что не бывает некрасивых людей…»«Я безумно счастлива слышать тебя!» — мысленно обрадовалась я Душе. — «Ну здравствуй, заноза!» Мира фыркнула, и в груди ласково разлилось тепло.
Мужчина рассеянно поправил очки, и на некрасивом лице вспыхнул румянец.
— Позвольте представиться — профессор Алоиз Шкурник. Меня пригласил господин Наагшур. А вас зовут Лада, верно?
— Ладамира, — прохрипела я и закашлялась. Мой голос звучал так, будто принадлежать пропойце с Малой Садовой или бандиту с Южного переулка. Но никак не хрупкой барышне. Мне подумалось, что таким голосом сейчас только мышей разгонять по углам.
— Очень приятно, — пробормотал профессор, мягко ухватил меня за запястье и уставился в циферблат позолоченных карманных часов. Тонкие губы безмолвно шевелились, отсчитывая удары сердца. Потом он улыбнулся, так светло и тепло, что вся непривлекательность куда-то исчезла. — Уж простите, но мне придётся вас полностью осмотреть.
Я тяжело вздохнула. Не люблю лекарей. В обычной жизни вообще старалась обходить их десятой дорогой. Грубые, а порой на редкость хамоватые люди, переполненные цинизмом и желчью, нежели сочувствием к пациентам. Но профессор являлся противоположностью тех лекарей, которых я знала. Тактичный и воспитанный человек, этот Шкурник. Хотя… Мне не раз и не два приходилось ошибаться в людях, желая увидеть в них лучшие стороны.
Осмотрев, он попросил меня встать. Я недоверчиво нахмурилась, сомневаясь, что даже сесть смогу. Ноги, — словно набитые ватой. Как у тряпичной куклы. Вряд ли они будут слушаться. Однако удалось не только встать, но и сделать несколько шагов. От слабости качало, шаги были неуверенными и тяжёлыми, того и гляди рухну.
— Чувствую себя ребёнком, который учится ходить, — смущённо проговорила я, то и дело морщась. В поясницу отдавало болью, навязчивой, как осенняя муха поутру.
Шкурник покачал головой. Он помог мне сесть на край кровати, а сам устроился на стуле напротив меня. Профессор удрученно вздохнул, снял очки и сжал пальцами переносицу.
— Боюсь, Ладамира, хромота и боль на всю оставшуюся жизнь, — серьёзно произнёс он вздохнув. — Артефакт помог заживить раны и срастить кости. Но позвоночник… Что ж. Я выпишу вам поддерживающие смеси и болеутоляющие.