По ту сторону тьмы
Шрифт:
Но он вряд ли стал бы меняться местами с Длоаном. Он видел дергающиеся на полу клетки ноги Длоана, который пробирался все дальше под брюхо стома. Миц отвел взгляд.
Он стал смотреть на решетчатый потолок клетки. Из всех возможных в этой жизни деяний, которые он когда-либо представлял себе, сидение на корточках в вонючей клетке среди гниющих обглоданных трупов летающих обезьян глубокой ночью, в самом глухом закоулке Древодома на Микенах, рядом с накачанным сонным газом животным размером с небольшой самолет, в то время как его напарник возится с гениталиями зверя, было едва ли не самым противоестественным.
Стом глубоко вздохнул. Миц выпустил в него еще одну порцию газа. Длоан выполз из-под зада животного.
— Готово? — спросил его Миц.
Длоан кивнул.
Миц нежно потрепал животное по морде.
— Бедняжка. В кои-то веки выпало такое удовольствие, а она все проспала.
Длоан стоял, держа в руках деревянный скребок и маленькую закрытую фляжку. Его штаны и камзол были перепачканы. На лице застыло странное выражение.
Миц выпустил в нос зверя последнюю струю газа и поднялся.
— Хорошо. Пойдем, пока она не начала орать, что ее изнасиловали.
— Нет. — Длоан подошел к нему.
— Нет? — переспросил Миц, отдавая Длоану баллон с газом.
Длоан нажал на спуск, выжимая газ в ноздри зверя.
— Длоан! — Миц недоверчиво смотрел на него. — Что ты делаешь?
— Пытаюсь прикончить ее, — ответил Длоан.
Он продолжал нажимать на кнопку. Миц, качая головой, ходил по клетке кругами, держась за голову и что-то бормоча.
Длоан опустошил баллон, выдавив в морду зверя последние остатки газа. По морде стекали в пыль маленькие ручейки. Длоан продолжал механически нажимать на кнопку опустевшего баллона. Миц подскочил и сгреб его в охапку, надсадно кашляя от газа. Он потряс Длоана за широкие плечи, приводя его в чувство. Они отползли назад. Длоан тряс головой.
— Ф-фу-у! — выдохнул Миц. — Отойди от меня!
Длоан неуверенно встал, продолжая трясти головой. Он покачнулся, глядя на спящее животное, поднял флягу со скребком и побрел к задней решетке клетки. Миц последовал за ним, заметая оставленные в пыли следы.
Они вновь заперли дверь с помощью куска крученой проволоки, сняли Зефлу с ее поста возле хижины сторожа и пошли к Синуджу, который дежурил у задней двери неосвещенной ограды замка.
— От тебя воняет, — сказал он Мицу, когда тот вручил ему фляжку.
— Заткнись!..
Над главной площадью Фарпека развевались флаги. Ларечники, торговцы, зазывалы старались привлечь внимание толпящихся людей. Шел праздник ежегодной миграции летающих обезьян и возвращающихся стомов, особенно королевской стаи.
Возле замка шло представление: группа людей, изображающих стомов, танцевала по расчищенному кругу перед королевским помостом. Танцоры размахивали руками, расправляя гигантские черные крылья, сделанные из выкрашенных листьев и упругих деревянных планок. Они обегали друг вокруг друга, издавая малоубедительный рев. На вершине помоста восседали священники и монахи в церемониальных одеждах, делая записи о происходящем.
Король восседал рядом с королевой, стараясь не уснуть.
Пробираясь вместе с Мицем сквозь толпу, Шеррис грызла фруктовую тянучку и отмахивалась от товаров и еды, которые совали им под нос торговцы.
— Нет, по-моему, он окончательно спятил, — сказала она. — Секрет половых желез самки стома!
Она покачала головой.
— Возможно, это вовсе и не понадобится. Я уверена, что он просто подшутил над тобой и Дло.
— Лучше бы ему этого не делать. — Миц округлил глаза. — Или я проделаю кое-что с ним самим, пока он будет спать.
Послышался шум и крики; дети, одетые в костюмчики птиц-обезьяноедов, вбежали на арену перед помостом и начали носиться перед бросающимися на них громадными черными фигурами, визжа и хихикая.
Разбуженный король подскочил на месте. Он с достоинством зааплодировал «погибающим» обезьяноедам, которые суетились и падали на мощеную площадь, к всеобщему веселью.
В недрах замка, в аптечной мастерской, на длинной скамье стояла коллекция помятых жестянок и баллонов со съемными крышками, каждая с рукояткой насоса и кнопкой. Две грязные руки с тонкими пальцами осторожно подняли со стола самую изукрашенную жестянку, на которой был изображен королевский герб. Руки отвинтили крышку, намазали прозрачной жирной жидкостью дно сосуда и осторожно поставили его на место.
Гнездо самцов-стомов находилось в огромном полом стволе в шестистах метрах над землей и в трех километрах от города. Оно было темным и вонючим. К гнезду можно было подняться с помощью подъемной клети и веревочных лестниц, расположенных внутри узких каналов, проделанных в стволе потоками дождевой воды. Перед самим насестом было нечто вроде вестибюля, где собралась толпа советников, придворных, членов королевской семьи и их помощников во главе с королем. Они сгрудились на темном упругом «полу» при свете свечей, разговаривая приглушенными голосами, в то время как королевская охрана проверяла, действительно ли самцы в гнезде утихли, устроившись на ночлег.
Вокруг царило естественное напряжение. Даже Синудж ощущал его. Воздух был теплым, пахло стомами и вспотевшими придворными. Синудж скользнул в толпу людей с жестянками краски, ружьями и мечами. Он встал за спиной старшего королевского богоненавистника; священник изгонял злых духов из баллонов с газом. Затем Синудж тихонько отошел в уголок самого гнезда, пытаясь найти удобную точку для наблюдения.
Снаружи сочился сумеречный свет. Синудж припал к земле и заглянул через узкую щель в гнездо, окруженный ногами людей, выглядывавших в щели повыше. Он точно ослеп. Жители Микен лучше видели в темноте, чем голтарианцы, но все же Синудж удивился, как им удается что-то разглядеть в такой тьме кромешной.
— А вот и мы, — послышался скрипучий гнусавый голос королевы.
Синудж почувствовал, как в него что-то врезалось, и оглянулся.
Королева — довольно смазливая дамочка с угрожающим количеством косметики на лице, в платье с огромным декольте, вечно страдающая от необходимости решать, какие из украшений ей лучше надеть, и поэтому надевающая все побрякушки разом, — подтолкнула к Синуджу своего старшего сына.
— Это новый хормейстер папочки, он присмотрит за тобой, — прошептала она, во весь рот улыбаясь Синуджу. — Вы ведь будете так любезны?