По законам Дикого поля
Шрифт:
Если не очень холодно и в то же время не оттепель с мокрым снегом и дождем, то звероловы могли обойтись и без шалаша. Ночевка под открытым небом на лежанке из веток – обыкновенное дело.
Днем обедать некогда, но вечером ужин обязательно. Над костром ставится тренога из трех палок, связанных вверху одним ремнем – и очаг готов. К образовавшейся рогульке подвязывается котел с кашей, похлебкой или чаем.
Летом котел можно повесить на перекладине, лежащей на двух палках с рогатками, вбитыми в землю. Зимой земля промерзает так, что в нее и лом не вобьешь. Зимой связывают треногу из посохов. В степи, где и кнутовища вырезать негде, посох незаменим. Им и от волков можно отбиться, и по тонкому льду идти надежнее, и очаг соорудить можно. Так было и так есть.
Шалаш для ночевки Вожа строил для Васька, если видел, что паренек посинел от холода. Сам Вожа от холода не страдал. Похоже, и не знал, что такое холод. И слов холод, мороз, стужа, видимо, не понимал и относительно себя не применял.
Если утром мороз силен так, что бревна зимовья трещат, а жизнь в лесу и в степи замерла, сдавленная обжигающей стужей, то Вожа на воле делал оценивающий глубокий вдох-выдох. Пар дыхания поднимался клубами и часто мгновенно оседал инеем на бороде, усах и шапке. При том зверолов вслушивался в звенящую тишину и спокойно утверждал: «Свежо».
Даже в зимовье зверолов в избе спал редко. Если только в особую стужу или в слякоть. Возле зимовья он припас копенку сена для коней на весну. Он сметал с копны свежевыпавший снег, ложился на сено, укрывался епанчем и чутко засыпал. Дед Мороз не тревожил его. Во сне он едва заметно улыбался. Казалось, что во сне он слушает лес и знает, где что происходит. Зимой звук в лесу слышен за версту. За ночь борода, усы и шапка у зверолова покрывались толстым слоем инея.
Иногда утром, на рассвете, зверолов снимал меховую куртку и рубаху и обтирался снегом. Баню на зимнем промысле топили не чаще одного раза в неделю, иногда и не до того было.
Для городского жителя и даже для крестьянина в России суровая зима – что-то среднее между природной тюрьмой и праздником. Дороги замело. Только тропки от избы к колодцу, по двору и к соседу. Работы меньше, чем летом, отдыха больше, зато и в движении человек ограничен. Но для звероловов и пастухов зима – пора самой жаркой работы. Звероловам надо зверя добывать, а пастухам скот от голодных зверей защищать и перегонять стада в места, где меньше снега и легче копытами добыть траву на тебеневке.
Звероловы и пастухи с малолетства зиму проводили на воле и оттого закалку имели особую. Если Васек жаловался на холод или жару, то Вожа успокаивал:
– Мороз бодрит и крепит, жар костей не ломит.
Чтобы избежать монотонности и однообразия, звероловы занимались и рыболовством для себя. Особенно в ноябре-декабре. На реке во льду пешней [137] пробивали прорубь и опускали туда на ночь плетенную из ветвей морду [138] . Утром вынимали по двести-триста икряных налимов. Иные из которых весом в полтора фунта и больше. Нередко в морды попадала и другая особо ценная добыча: порешни и хохули. Звероловство и рыболовство одновременно. На то и расчет.
137
Пешня – лом для долбления льда; состоит из деревянного черена и острого, длинного и довольно увесистого железного наконечника.
138
Морда – рыболовецкая снасть в виде особой корзины.
К столу ловили раков. Если в озерах раки мелкие, то в Волге и ее притоках очень крупные, в ладонь длиной – норма обыкновенная. Не зря волжские раки поставлялись ко двору царскому. Ловцы опускали в прорубь сак [139] . На дно сака клали камень и привязывали кусок рыбы. Через несколько часов сак можно поднимать. Если в саке находили три-четыре сотни раков, то и не удивлялись. Сак можно опускать в воду несколько раз за день с тем же результатом. К умелым первопоселенцам Дикое поле щедро. Обычно ловцы накидают раков ведро-два, а остальных стряхивают обратно в прорубь. Бери по потребности.
139
Сак – снасть в виде мешка из сетки.
Если одежонка зимой в работе порвалась, то звероловы из налимьих шкур шили накидки-ветровки. Промышляли диких коз. Зимой у козы мех гуще. Замыслил Вожа сделать Моте подарок – длинную козью доху [140] . И чтоб доха получилась легкая и красивая, мехом наружу. Луки-самострелы насторожили на козьей тропе. И сам Вожа ходил в засаду. Днем Вожа промышлял, а вечерами при свете огня от лучины и жирника выделывал кожи.
20
140
Доха – просторная шуба, иногда одеваемая поверх кафтана и тулупа.
Не забывала о Воже и Мотя. Она частенько вглядывалась в горизонт, в ту сторону, куда ушел Вожа. Вздыхала. Ее волнение и тревога усилились, когда странники принесли весть о том, что в выселках починков побывала команда из пяти служивых казаков и сыщика. Они искали беглых, справлялись и о Воже.
Мотя стала собираться в дорогу. Запрягла в саночки рыжего рысака.
– Куда собралась? – спросил отец.
– К Воже.
– Дома дожидайся. Нечего по степи шастать. Хочешь, чтобы басурмане опять тебе аркан на шею накинули?
– Хочу Вожу предупредить о сыщиках.
– Как же ты его найдешь?
– Вожа сказывал мне приметы дороги.
– Подожди хоть братьев, – сказала мать. – Вернутся из степи, проводят тебя.
– А вдруг что сегодня случится? – нахмурилась Мотя. Она бросила в сани охапку соломы и вилы. – Засветло доберусь. Поеду.
– Возьми, неугомонная, – Прасковья положила в сани кафтан [141] из конской шкуры.
Санный путь уже давно установился. Только некому накатывать дорогу.
141
Кафтан – верхняя одежда вроде халата. Кафтан короче чапана, длиной до колен. В Заволжье починки ткали кафтан из льна, вторая нитка – из шерсти. Пастухи-табунщики шили кафтаны из конских шкур.
Рысак бежал без усилий. В поле снег неглубокий, и санки катили легко. Но Мотя не учла, что в степных оврагах и в это время снега наметено – не проехать. Самые вязкие места приходилось объезжать, делать большие крюки.
Но это Мотю не смущало. Сердце молодки пело от предчувствия скорой встречи с любимым. И природа тому подыгрывала. Небо закрыто темным серым покрывалом. Ни солнца, ни облаков, ни туч. Один серый тон. Зато земля, укутанная белым снегом, виделась светлее смурого неба. От белого снега исходило сияние. Это всегда волнует.