По закону – привет почтальону

Мориц Юнна Петровна

* * *

Насилье наглое и наглое бессилье.Такое бешенство укушенных свободой.Свободой бешеной кого не укусили,Тем повезло, как с карточной колодой, —Им карта выпала, которую сдавалиРукой счастливой, чтобы в наглом стилеИх наглостью своей не доставалиНасилье наглое и наглое бессилье.У наглости – большая энергетикаНасилья наглого и наглого бессилья,На их концерт не надо мне билетика,И счастлив тот, кого туда не пригласили!..На их концерте лебедями пляшут черти,Летят гробов концертных эскадрильи,А в них – отличники, чей гонорар в конверте —Насилье наглое и наглое бессилье.

* * *

Адам и Ева. Яблочный пирог.Рекою

пахнет кислород заката.Цивилизация согнёт в бараний рогКультуру… Птичка свищет адвоката.У Евы поступь девочки в раю,Адам кудряв, как царский арапчонок.Прозрачна ткань, которую кроюИз марева развалин обречённых.Источник света скрыт за тем холмом,Чья прелесть без конца меняет краски.Адам и Ева блещут не умом,Их случай – глубже умственной закваски.Змея по делу в гости заползла,И кожи сброс даётся ей от Бога.Чтоб ноги вытирать, не помня зла,Она оставит кожу у порога.Прощаясь, эта гостья всех простит,И все простят с улыбкой это змейство,Чья мудрость быт намного упростит,Когда на змейку застегнёт семейство.

* * *

Наклонись, я шепну тебе что-то,И легко тебе станет, легко, —Мне по жизни положена льготаНа чужое подуть молоко,На чужие кошмары и страхи,На тревоги чужой кипяток,На тоску человеческой птахиВ проводах, где колотится ток.Я шепну тебе что-то такое,Что одна лишь природа поймёт. —Я тебя не оставлю в покоеПопивать смертолюбия мёд.Мне по жизни положена льготаНе бояться ни мыслей, ни слов.Наклонись, я шепну тебе что-тоГлазом, вечно открытым для снов.Есть такие наивные вещиИ такие глазные слова,Что от них разжимаются клещи —И душа оживает сама…

* * *

Люби себя круглые сутки,Как тех, кто тобою любим.Люби свои глупые шуткиИ мудрость, подобную им.Люби себя ежеминутно,Как тех, кто возлюблен тобой,Люби себя нежно, распутно,Невинно, как лодку – прибой.Люби себя – как на прощанье,Прощай себе мелочь обид,Чьё, надо сказать, верещаньеНеслабые судьбы дробит.Люби, как творение Божье,Себя, моя радость, себя.Ничтожен, кто Бога тревожит,Себя самого не любя.

* * *

В маске бабочки залетелаЧья-то в окно душа.По улице в маске телаВ ясли несут малыша.Утро – в маске трамвая.В маске змеи – аптека.Мглупости напевая,В маске иду человека.

* * *

Поэты, вообще, не продаютсяТак хорошо, как, например, сосиски,Сметана, масло, яйца, молоко,Не говоря уж о вине и водке,О пиве, о крупе, лапше и прочихТоварах ширпотреба – как брильянты,Сапфиры, изумруды и рубины,Наркотики, слоны и самолёты,Собаки, кошки, туфли, попугаи,Которые, конечно, нарасхват, —Так продаются только юмористы,Так продаются только кинозвёзды,Так продаются только музыканты,Художники, которые в гробу.Поэты, вообще, не продаютсяТак хорошо нигде и никогда,И в этом – их неслыханная роскошь,Не позволительная больше никомуИ не доступная, да что и говорить!..

МУЗЕЙ ДОНОСОВМузей Доносов – вот какое делоОбречено на бешеный успех.Там очередь у входа бы гудела,Билетов не хватало бы на всех.Печатный цех раскатывал бы глянцыДоносных копий, цвет употребя.И знающие русский иностранцыТакое завели бы у себя.И всех наук философ, ЛомоносовИли другой Сократ из наших мест,Оружие бессмертное доносовЗдесь изучал бы не в один присест.Такая оружейная палатаБольшой доход давала бы в казну, —За вход была бы маленькая плата,Но вы учтите публики волну!..Древнейшее оружие отбросов,И гениев коварных, и владыкСобрал бы вот

такой Музей Доносов,Запасы пополняя каждый миг.И частные коллекции, в которых —Шедевры знаменитых мастеров,Блистали бы в тех залах, в коридорахДоносами, чья сила – будь здоров!Работали бы там доносоведы,Новинок презентации бы шли,Торжественные ужины, обеды…И все бы там сердца глаголом жгли!Музей Доносов – вот какое делоОбречено на бешеный успех.Я кой-кому местечко приглядела —Как раз для выставки произведений тех…

* * *

Папа Формоз I, когда его перестали бояться, былизъят из могилы, наряжен в папские одежды, поса —жен в кресло и судим на церковном соборе. Еготруп был признан виновным и отдан на растер —занье толпе, которая весело поволокла мертвецапо улицам Рима, раскачала и бросила в реку Тибр.Это было в 897 году, почти вчера.Выкапывать труп, говорить ему правду в глаза,Судить его зверства, глумясь над его отрупеньем,И храбро таскать за усы, за пиписку и заСвой заячий страх, за ползучесть свою по ступеням,За ногу, бежавшую в ногу со временем так,Что вся износилась под знаменем этого трупаИ выросла новая, в новый залезла башмак,Толчёт холуёвые грязи, как пестиком – ступа.Великое счастье – дожить до таких перемен,Увидеть, как множатся копии лживых утопийИ в них не утопнуть, не сдаться ни времени в плен,Ни тем гробокопам, у трупа ликующим в попе.Великое счастье – дожить до свободы такой,Поэтка эпохи (смотрите в словарь!) копрофагов.Дыши кислородом поэтским, поскольку другойТебе перекрыли, но ландыши прут из оврагов.Ты – чистая лирика, а не с гротеском бурлеск, —И только посмей мировому стандарту потрафить!..Ты – детка Поэтка из глуби, где гулы и плеск.Своё заработав, получишь где не на что тратить.

* * *

Теперь не имеет значенья,Теперь не берётся в расчёт,Какие там были теченья, —Ничто там теперь не течёт,Ни крыши, ни краны, ни мысли,Ни время, ни слёзы, ни речь…И всюду экраны повисли —Следят, чтоб не вздумали течьНи крыши, ни краны, ни слёзы,Ни мысли, ни речь… ИногдаЛишь грозы, коровы и козыТекут, не имея стыда.

* * *

Появилась уйма новых штучек,Всё тут есть, уму большой почёт,Только нет таких вот авторучек,Из которых медленно течёт.Я, бывало, ими рисовалаВсё, что надо в жизни поиметь, —Крышу, стены, окна, одеяла,И наряды всякие, и снедь.А когда с наганом уркаганыСторожили глобус от меня,Я свободно выезжала в страны,Оседлав слона или коня, —Выбор мой зависел не от кучек,Чьим доносам был потерян счёт,А зависел он от авторучек,Из которых медленно течёт.Но лавчонка есть по этой части,Страшно молвить, общества на дне,Там под мухой гениальный мастерАвторучки заливает мне.Он свистит, чирикает, мяучит,В телескоп глядит, как звездочёт.В телескопе – тайна авторучек,Из которых медленно течёт…

* * *

Это – время великих надежд на моё вымиранье.Вот уйдут поколенья, которые… Ждите расцвета!Как я счастлива, Господи, быть вымиранья на граниИ не быть под наркозом вранья, чьи надежды на это —На моё вымиранье, на то, что уйдут поколеньяОчевидцев, свидетелей… Милые, ждите расцвета!Оставляю вам это люблёвое стихотворенье —Знак любви моей нежной, с оплатой входного билета.

* * *

Идя со временем не в ногу и не в шею,Я с каждым годом понемногу хорошею, —Тут все большеют, а я вовсе не большею,Поскольку детским остаюсь я существом.Большенье свойственно периодам крушенья,Когда большие принимаются решенья,И тут возможностей полно для обольшенья,Но обольшеть нельзя поэтским веществом.Для обольшенья есть источники питанья,Большие замыслы, большие испытанья,А весь мой замысел – не больше трепетанья,Того не больше, что способно трепетатьИ, трепетательной природой обладая,Как воздух, снег и колокольчик – дар Валдая,Не больше быть, чем точка, точка, запятаяВ портрете рожицы, листающей тетрадь.