По закону столичных джунглей
Шрифт:
— Я хочу, чтобы ты стала моей мамой…
Люська смутилась, не зная, что ответить на такое предложение.
— У тебя уже есть мама, милый, — выговорила она наконец.
— Но она же умерла! — справедливо возразил Ника. Люська вынуждена была согласиться.
— Это так… Но, понимаешь, так получается, что в мире у каждого человека может быть только одна мама.
— А вот и нет, — обиделся Ника. — Если ты женишься на папе, то я смогу называть тебя мамой!
Люська улыбнулась.
— Видишь ли, я не могу… выйти замуж за твоего папу.
— Почему? —
— Прости, но я не могу поехать с вами, — мягко, но решительно произнесла Люська. — Скоро у меня появится свой ребенок, дочка, и мне придется о ней заботиться…
— Ты будешь любить только свою дочку, а нас с папой разлюбишь, — Ника отвернулся к стене и тихонько заплакал. Люське пришлось долго утешать его и убеждать, что она не разлюбит их ни при каких обстоятельствах. В конце концов мальчик заснул, тоненько всхлипывая. На его ресницах блестели непросохшие слезинки.
Видимо, что-то особенное было в тот вечер в Люськином выражении лица, и это не укрылось от Миши. Она задумчиво смотрела в одну точку, сидя в кухне за чашкой позднего чая, и даже не стремилась поддерживать разговор. В конце концов Миша смущенно кашлянул, привлекая ее внимание, и нерешительно сказал:
— Люсь, только ты не спеши сразу отказываться… Подумай немного. А может, чем черт не шутит, нам с тобой стоит пожениться, а?
Люська молча смотрела на него и ничего не говорила.
— Нет, я не имею в виду традиционную свадьбу со всеми этими дурацкими прибамбасами, не нужно нам ни лимузинов, ни выпущенных в небо белых голубей, — заторопился Миша. — Просто пойдем и тихо распишемся… А потом ты получишь визу как моя жена, и мы улетим в Париж…
— Ты забыл об одной мелочи, — ровным голосом проговорила она. — Скоро у меня родится ребенок.
— Я не забыл! — запальчиво воскликнул Миша. — Люсь, я же именно это и имею в виду… У тебя появится дочка, которой будет нужен отец. У меня есть сын, который тоскует по материнской любви. Мы могли бы попробовать… все вместе… по-настоящему. Я знаю, как ты относишься к Никите. И я уверен, что полюблю твою дочь, как своего собственного ребенка. Я даже могу дать ей свое отчество.
— Спасибо тебе, дорогой, за искреннее желание меня… облагодетельствовать, — произнесла Люська, не глядя ему в глаза.
— Ну зачем ты так, — оскорбился Миша. — Я, может, тем самым не тебя облагодетельствую, а себя самого.
Люська все еще избегала его взгляда. «Вот то, что мама назвала бы выигрышным лотерейным билетом, — пронеслось у нее в голове. — Есть шанс исправить мою никчемную жизнь. Выйти замуж за москвича, переехать с ним в Европу… И моя малышка не будет безотцовщиной, никто не станет смотреть косо… И мама сможет даже гордиться мной перед всеми провинциальными родственниками — мол, непутевая дочь удачно устроилась…»
— Я тебя чем-то обидел? — обеспокоенный ее молчанием, Миша легонько тронул ее за плечо. Люська наконец подняла
— Что с тобой? — испугался Миша.
— Прости, но… я не могу, не могу так поступить с тобой, — выговорила она через силу. — Это было бы нечестно и… несправедливо по отношению к такому замечательному человеку, как ты. Я верю, что ты еще будешь счастлив, потому что ты этого заслуживаешь. Но… не со мной, понимаешь?
— Понимаю, — Миша вымученно улыбнулся. — Просто ты меня не любишь, вот и все, к чему все эти реверансы? Не беспокойся, как-нибудь переживу, не сдохну. Чай, не в первый раз ты меня отфутболиваешь… — пошутил он. — У меня уже иммунитет выработался.
Люська родила Алесю двенадцатого августа, в три часа дня.
Накануне ночью ей приснился Дима. Это был странный, нелепый сон… Как будто бы они столкнулись в огромном торговом центре, и Люська попыталась убежать, затеряться в толпе. Дима упорно преследовал ее, а она, несмотря на то, что четко знала — НАДО убегать, в глубине души все же отчаянно надеялась, что он ее догонит и не отпустит…
Она проснулась на рассвете, растревоженная сном, и, чувствуя тонкую сосущую тоску в сердце, села на кровати. По ногам потекла горячая жидкость. Люська решила было, что это кровь, но жидкость оказалась бесцветной.
«Воды отошли», — поняла Люська без страха. Сумка со всем необходимым для роддома была у нее давно собрана, контракт с частной перинатальной клиникой на Севастопольской заключен. Стараясь не разбудить крепко спящих Мишу и Никиту, она прошла в ванную, приняла душ и оделась. Низ живота время от времени неприятно побаливал. Люська знала, что наедаться перед родами не стоит, но решила выпить хотя бы чашку чаю и съесть бутерброд. Она совсем не чувствовала голода, но ей нужны были силы для предстоящего дня.
Затем она позвонила своей врачице, которая, по контракту, должна была принимать у нее роды. Та выслушала Люськины сбивчивые объяснения и велела приезжать.
В восемь утра Люська подошла к дивану, на котором сладко дрыхли Миша с сыном, и осторожно похлопала старшего по руке. Миша открыл глаза и уставился на нее с недоумением — обычно Люська просыпалась позже всех в доме.
— Кажется, началось, — шепотом объяснила ему Люська. Миша порывисто сел и переспросил:
— Ты уверена?
— Схватки идут, пока слабые, но регулярные, — Люська пожала плечами. — Врач сказал, что нужно ехать.
Миша подорвался с места и умчался в ванную умываться. Люська ждала его в кухне, и ею постепенно начинал овладевать страх — естественный страх перед родами. Она кое-что читала, и врачи в клинике объясняли, как себя вести, но теория — это одно, а практика — другое… Ей вдруг вспомнилась прекрасная бенгалка Сушила Кумар, которая наблюдала ее прежде. С ней у нее сложились настолько доверительные и приятные отношения, что, пожалуй, Люська предпочла бы рожать у нее. Но по весьма понятным причинам это было невозможно — информация моментально дошла бы до Димы…