Победа достается нелегко
Шрифт:
— Корж, поимей совесть! Второй раз брюки гладишь. Зачем? Гульнаре ты и так нравишься… Да и не только ей. Все девушки на твою медаль «За отвагу» глаза пялят. Уступи место холостяку-одиночке!
Руслан Коржавин поставил электрический утюг, окинул придирчивым взглядом свою работу, и на его потном лице появилась улыбка: стрелка на брюках получилась идеальная.
— Ну что ты скулишь? — повернулся он к товарищу. — Сходил бы лучше побрился…
— Да я вот и говорю, что мне еще вывеску приводить в порядок надо. А время-то поджимает!
— Эх ты, Аника-воин! — Руслан отпустил несколько шуток по адресу нерасторопных и под дружный хохот солдат неожиданно смилостивился: — Ладно, так и быть… Уговорил, чертяка! Давай сюда твою парадную спецодежду. Гладить так гладить!
— Ребята, видали? — вставил коротыш Чашечкин, пришивая к гимнастерке свежий подворотничок. — Руслан не зря старается. У него все с умыслом. Последний год служит и спешит еще в казарме гражданскую специальность приобрести. В Москве прачечных много! Гладильщик — профессия дефицитная.
— Разговорчики! — Сержант Мощенко погрозил Чашечкину сапожной щеткой и полушутя-полусерьезно добавил: — Еще два слова и вымажу ваксой. Вместо увольнения будешь до утра мыться.
Руслан повесил на спинку стула наглаженные брюки и принялся за гимнастерку друга. «Подворотничок сменить надо», — решил он. И вдруг в открытое настежь окно увидал капитана Юферова. Руслан невольно обратил внимание на командира дивизиона, одетого в полевую форму, с походным чемоданчиком в руках. «И в субботу не отдохнет по-человечески. Все дела!» — подумал Руслан сочувственно.
— Корж, ты с нами пойдешь или отколешься в самостоятельный дрейф? — спросил Мощенко.
— С Гульнарой договорились в кино… Айда с нами!
— Смотреть на ваше счастье и втихомолку завидовать? Благодарим покорно. Поищи других телохранителей, а мы с Зарыкой на танцы махнем.
— Только послушайте этого совратителя… — Коржавин хотел перечислить девушек, которые с надеждой ждут нежного взгляда сержанта, но неожиданно резко и властно заревела сирена, и слова застыли на кончике языка. Динамики, укрепленные в разных концах казармы, разнесли:
— Боевая тревога! Все по местам! Боевая тревога!
Беспечность и благодушие точно ветром сдуло с солдатских лиц. Ракетчики быстро выключили электрические утюги, выдернули штепселя электробритв и, на ходу одеваясь, побежали длинным коридором к выходу. Отрывисто звучали команды. Старшина Братусь Танукович раскрыл окованные железом широкие дверцы шкафа. Солдаты хватали свои автоматы, подсумки с патронами, противогазы и спешили к машинам. Взглянув на командиров, солдаты — народ дошлый, сообразительный — сразу поняли: тревога учебная. Но вида не подали. Усаживаясь на свои места в бронированных вездеходах, ждали отбоя. Не вздумает же начальство в самом деле занимать учебой солдатскую субботу? Всю неделю трудились добросовестно, кажется, заслужили отдых.
Чашечкин вслух выразил общие мысли и задиристо добавил, хитро поглядывая на молодых солдат:
— Спорим на что хошь! Капитан сейчас подойдет и скажет: «Спасибо, ребята, за службу. Молодцы!» А потом отбой заиграют.
К первому вездеходу действительно шел капитан Юферов. Среднего роста, поджарый, с обветренным загорелым лицом, озабоченный. Руслан, заметив, что командир дивизиона не расстается с походным потертым чемоданчиком, быстро протянул Чашечкину руку:
— Принимаю пари!.. На три плитки шоколада.
— Идет! — выпалил Чашечкин, правда, уже без энтузиазма.
— Зря, Корж, — произнес Зарыка, расстегивая ворот «разгильдяйки». — Чем он расплачиваться будет?
— Да-а, делишки, — неопределенно протянул Петр Мощенко, давая понять Коржавину и Зарыке, что их догадки верны: на сегодняшний вечер можно поставить крест, хорошо, если они вернутся в казармы к полуночи.
Однако и сержант ошибся в своих предположениях. Это была не очередная учебная тревога, а самая настоящая проверочная, и притом в боевых условиях. Час назад в штаб части прибыли два полковника. Инспекторская проверка с боевыми пусками ракет, к которой долго и старательно готовились, началась. Солдаты и не подозревали, что не только в этот субботний вечер, но и в последующие дни им не видать ни уютной казармы, ни привычной столовой. Свидания, назначенные девушкам, не состоятся, билеты в кино можно считать недействительными, брюки и гимнастерки, старательно наглаженные и начищенные, останутся лежать ненадеванными.
— Заводи моторы!
Через несколько минут мощные бронированные вездеходы выбрались на широкую грунтовую дорогу и, оставляя тяжелыми скатами широкий рубчатый след, помчались на запад, в бескрайнюю выжженную степь, туда, где солнце медленно опускалось к горизонту.
Руслан не утерпел, — не каждый же день стреляют настоящими боевыми! — надвинул на всякий случай каску пониже на глаза и, нарушая инструкцию, приподнялся. Вцепился пальцами в осыпающийся край укрытия. От земли шел густой теплый дух, смешанный с прелью прошлогодних трав и ароматом увядающих полевых весенних цветов. Стояла упоительная тишина. Руслан осторожно выглянул. Слева и справа приподнимали головы над бруствером другие солдаты. Остроконечная серебристая ракета, мирно покоившаяся на стартовом ложе, тускло поблескивала в лучах солнца.
— Совсем как наша учебная, — почему-то шепотом произнес Чашечкин, — только нос поострее.
Вдруг из сопла ракеты вырвалась ослепительная струя пламени и громовой гул потряс землю. Бурое облако пыли и газов, клубящееся, быстро растущее во все стороны, окутало стартовую установку, и из этого облака, как из толщи серой ваты, вынырнула серебристой иглой ракета. Оставляя за собой оранжевый огненный след, она стремительно стала набирать высоту, уходя в безоблачную синеву каракумского неба.
— Расчет, в боевое положение! — срывающимся басом резко прокричал Мощенко и первым выскочил из укрытия.
Солдаты, еще не пришедшие в себя от громового раската, полуоглохшие, с вытаращенными глазами и застывшими улыбками, скорее автоматически, в силу привычки, чем сознательно, выскакивали из укрытия и бежали вслед за сержантом.
— Давай! Давай!
В нос бьет прогорклый запах порохового дыма, железной окалины и опаленной земли. А сзади, чуть наискосок, натужно рыча мощным мотором, к стартовой установке мчится грозный тягач. Водитель тягача, вернее, транспортно-заряжающей машины ефрейтор Пальчиков, казалось, слился с машиной. В кабине тесно и душно, пыльный горячий воздух, бьющий в приоткрытое боковое стекло, не приносит прохлады, только сушит пот. Подавшись вперед, ефрейтор гонит машину. Сейчас от него, от его проворности, точного маневра и, главное, быстроты зависит многое. Дорого каждое мгновение. Он должен так остановить тяжелую машину, чтобы расчет мог сразу же зарядить установку для нового пуска.