Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА I
Шрифт:
Впереди, намного левее, темнеет что-то вроде коряги. И чужой, не лесной звук едва коснулся моего слуха. Я приостановился, чтобы нацелить цепь на эту корягу, поднес рацию ко рту, но дать команду не успел. Большой, горячий комок ударил в грудь и пресек дыхание. Ноги сразу перестали держать меня, и уже валясь на мягкую, поросшую густой травой землю, я услышал грохот выстрела.
«Как глупо», – это последнее, что я подумал.
Я и не знал, что свобода так опьяняет. Подумать только – утром меня уже не подбросит команда «Подъем», и на утреннем лохотроне не нужно будет слушать заклинания
Сам себе хозяин – мерно колотилось в голове в такт бегу. Сам себе хозяин. Что хочу, то и делаю. Почему это простое и удивительное чувство не посещало меня до сих пор?
Лох всемогущий, до чего просто и до чего удивительно. Делать что взбредет в голову в любой неурочный час. Да и нет их для меня, неурочных часов! Делать что вздумается, а не что требуется. Жить своей жизнью. Ужасно, что для всех нас это – преступление. Ужасно и несправедливо. Наверное, если бы не война, свободы было бы гораздо больше.
Я хохотнул – не смог представить жизнь без войны. Полковник, Майор, Капитан-1 – чем бы они занимались? Война у них в крови. Капитану-1 как-то в столовой случайно положили нашего варева больше, чем обычно, с горкой, а он не доел, лишнее оставил на тарелке. Он ест ровно столько, чтобы заниматься тем, чем занимается каждый день. Преодолевать полосу препятствий, стрелять, применять приемы рукопашной. Ни ему, ни другим свобода вовсе и не нужна. Все они нужны войне. Все мы нужны сегодня войне. Ну, может быть, кроме Доктора. И Красавчика.
Я точно знал, что бегу верно. Конечно, я по многу раз менял направление, запутывал следы. Но по множеству ориентиров возвращался на главную траекторию – вглубь леса, вдаль от моря.
Понемногу начало светлеть небо. Еще примерно через час я должен был, судя по карте, достичь берега довольно большой реки. И тогда погоня из лагеря мне будет совсем не страшна.
Красавчика должны уже обнаружить. Он пропустил обычный ночной доклад дежурному по штабу, и теперь вокруг караульной будки суета. Красавчик, наверное, в обиде на меня. Жаль, что так получилось. Ему меня не понять. Он, конечно, свободнее, чем любой из ребят, Доктор позволяет ему вольности. И все равно он – тоже белка в этом однажды заведенном колесе. Свобода Красавчика заканчивается перед колючей проволокой вокруг лагеря, перед постелью, которую он делит с Доктором. Интересно, как они любят друг друга. О чем говорят, когда одни. Красавчик об этом помалкивает, не любит отвечать на такие вопросы. Но к Доктору его тянет, это точно. Никто не принуждает Красавчика идти в медсанчасть. Странно все это. Странно и несовместимо с устоями мученика.
Красавчик, между прочим, мог бы сейчас бежать вместе со мной. Он побежал бы, если бы по какой-то причине потерял своего Доктора. Тут с Майором не поспоришь: Красавчик – плохой мученик.
А хорошо было бы здесь, на свободе, вдвоем. Гораздо удобнее и безопаснее. Можно дежурить по очереди: один спит, второй стоит на часах. Ну и просто – было бы с кем перекинуться словечком.
Заросли неожиданно расступились, и я едва сумел остановиться на краю обрыва. Я не верил глазам. Впереди лежало серо-зеленое море. И только сейчас я осознал, что давно уже слышал отдаленные крики чаек, только не придавал этому значения.
Как я мог ошибиться? И где я сейчас нахожусь? Если я не сбился с пути, то должен был достичь реки. Вот она на карте – толстой синей прожилкой.
Я вернулся к самому краю обрыва. И по левую, и по правую сторону, насколько хватало обзора, лежало морское пространство. «Остров! – спокойно и убежденно сказал мне внутренний голос. – Ты на острове, Котенок, карта врет!».
Силы как-то враз оставили меня. Машинально я развязал вещмешок, достал и вскрыл самую маленькую банку, с консервированной колбасой, сделал бутерброд, запил водой из фляги. Вокруг меня снова была клетка.
Лох милосердный, они подсунули нам фальшивую карту! Они лгали нам, мне и ребятам. Пока мы, в поту, учились драться, управлять подводными капсулами, в тридцатиградусную жару штурмовали укрепления, – все это время нас водили за нос. Играли с нами. Использовали нас. Готовили к чему-то, о чем знать было не положено. В бешенстве я отбросил прочь пустую банку.
И сразу – Эмма. Это имя как будто полыхнуло в мозгу. Так звали мою маму. И я тут же вспомнил, как мы с ней расстались. Меня забрали вечером. Я ненадолго отлучился – задать корму рабам. Мы дорого заплатили за нечистых, отдали последнее. Сами стали жить впроголодь, и я был сердит на рабов. Мне казалось, что они мало работают. Хотя, по совести, нам досталось ровно то, за что мы смогли заплатить. Это были два давно плененных, больных, слабосильных раба. Даже еда уже не пробуждала в них жизни, они сидели в яме безучастно и ухом не повели, когда я пришел их кормить. Раздраженным я вернулся в дом, и оказалось, что у нас гости. Люди в военной форме, трое. Они, видно, пытались поговорить с мамой, но быстро поняли, что она парализована. Они молча ждали меня, усевшись за стол. Один из них, старший… Он очень на кого-то похож… Нет Бога, кроме Лоха, воистину велик и он, и пророки его! Это был Капитан-1. Точно, это был он. Увидев меня, он сказал: «Эмма, мы забираем твоего сына. Он нужен для священной борьбы. Пусть о тебе позаботятся соседи».
Все, чем мама могла двигать, – глаза. Они кричали. Они кричали так, будто ее убивают. Я всегда успокаивал ее тем, что закон запрещает забирать на войну единственного кормильца. И выходило, что я ее обманул.
На часах 4:30. Они уже ищут меня. Они уже похватали оружие и двинулись по моим следам. И они знают, что лагерь – на острове. Полковник, Майор, капитаны наверняка это знают. Не торопясь, размеренно они догоняют меня. И очень скоро догонят.
Я вскочил и ринулся обратно в заросли. Нужно было правильно выбрать позицию. Что делать дальше, я не представлял. Время, нужно выиграть время. Чтобы хорошенько все обдумать. Чтобы вырваться все-таки отсюда на свободу.
Я обосновался за корнями вывороченного из земли дерева. До чего неведом мир, по которому меня носит. Я не знаю, как зовется это дерево. По комьям земли, застрявшим меж корней, ползало невзрачное насекомое – и его имя было мне неизвестно. Все, что я знаю: меня зовут Котенок, и скоро меня придут убивать. Нет! Еще я знаю, как зовут маму – Эмма.
Небо стало совсем светлым, но в лесу еще клубился сумрак. Верно я сделал, заранее оборудовав позицию и определив пути отхода. Потревоженные мною птицы уже успокоились, не выдадут своими криками. И автомат, отобранный у Красавчика, сейчас очень мне пригодится. Только в нем сейчас и есть мое спасение.