Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА I
Шрифт:
Каким убедительным казался нам план! И как блистательно он начал исполняться! Доктор всего-то навсего лишил Котенка обычной дозы – всем мальчикам содержимое ампул он ежедневно растворял в пище. И Котенок рассыпался. Мы с Доктором радостно наблюдали, как он готовится к побегу.
Доктор, поминутно протирая вечно заляпанные очки, с упоением комментировал каждую строчку в личном деле Котенка. Вот сегодня в нем проклюнулось пока еще неосознанное воспоминание о несправедливости. А сегодня оно превратилось в тревогу о матери. Память возвращается постепенно. И начинается ее возвращение с мелочей, с каких-то смутных обрывков, с еле заметных шевелений в душе.
Неделя, всего неделя ушла на то, чтобы
Когда все уже было готово к побегу, мы вновь совещались с Доктором. Он настаивал на том, чтобы мы сняли минное заграждение на одном из участков за проволокой – открыли путь Котенку. А как ему об этом сообщить, дело техники. Я возражал. Мне не хотелось огласки, а пуще всего не хотелось посвящать в нашу операцию Майора. И еще мне захотелось немного уязвить Доктора, этого доморощенного теоретика, знатока человеческих душ. «Пусть Котенка пропустит в лес Красавчик, они же друзья, – сказал я. – Это будет естественно. А Красавчика выгородим. Все знают, что он диверсант липовый. Отделается легким испугом».
Ах, как позеленел Доктор, как он задергался! Но я его сразил простым аргументом: ты же уверен в успехе нашей операции, чего ж ты дергаешься? В последний момент, перед назначением в караул, предупреди Красавчика, что Котенок собрался в «самоволку». И скажи, чтобы пропустил и тут же сообщил в штаб, дежурному. Ничего страшного. Дальше – сплошное развлечение, игра в прятки. А в финале – очередная проповедь Майора, быстрое решение военного лохосудия, которое Майор и вынесет, и публичная казнь дезертира. Казнь, которую произведут сами мальчики. После нее они будут повязаны кровью Котенка. Станут глупее и злее. И будут готовы мстить всему миру за эту казнь, смывать кровью кровь. Очень все выглядело красиво. И очень здорово впутать в эту историю Доктора с его Красавчиком, думал я.
Вот здесь мы и прокололись. Не предусмотрели, что Красавчик выйдет к Котенку, и Котенок вздумает завладеть его автоматом. И теперь все наперекосяк. Теперь крови хлебнул Котенок. Сегодня-завтра он, уже подышавший воздухом свободы, обнаружит, что отсюда, с острова, не выбраться. Кто следующим попадет в его прицел?
Я отдал ребятам снаряжение, свое и капитаново, и взвалил на закорки мертвое тело. Кому как не мне его тащить. Был он мне командир. Таких командиров поискать. Он из меня человека сделал. В самом начале, когда у меня на занятиях ничего не выходило, он так меня поперек лопаток прикладом хватанул, аж косточки затрещали. А после говорит: «Ты, Буйвол, старайся. Неуклюжий ты, мужик, неловкий, зато силы в тебе как в бульдозере. Ты научись силу из мышц во все клеточки, когда требуется, загонять. В пальцы, в нервы, в глаза, в ступни ног. Старайся, мужик, и выйдешь в дамки». Чудно он говорил со мной, Капитан-1. Не все слова разберешь, чего они значат. А на учениях, когда дождь зарядил и мы в шатре грелись, он закурил и все глядел на меня, глядел, будто в первый раз видел. И сказал, тихонько так: «Эх, Буйвол, для тебя война как мать родна. Радоваться надо, мужик, что ты к нам попал и помрешь первым. Угораздило бы тебя дожить до победы, дождаться мирной жизни – заездили бы тебя, дурака, вконец, и сдох бы ты в плевках, под забором».
Вот тащу я теперь Капитана, а сам думаю: чего дальше-то будет? Про мирную жизнь думать неохота, да и ни к чему она мне, раз Капитан так решил. Мне тут житье – лучшего и не надо.
Быстро сгинул Капитан, в одночасье. Мы и моргнуть не успели. Постреляли вслед этому вражине, да что толку холостыми пулять. Ушел он, понятное дело. А Капитан мертвехонек валяется. На груди – пятно кровавое. Был человек – а теперь мертвый
Но кому какое дело до твоего согласия. Был бы Капитан жив, спроси его, желает ли он сгинуть зазря, – вот он посмеялся бы. Аюбил он надо мной посмеяться. Все дураком называл. А по мне так хоть горшком назови. Дурак – не дурак, а отделением командовать поставили. Капитан вот умный был, обстрелянный, а кто его теперь на загорбке тащит? То-то, что дурак. Зато живой.
Гимнастерка на спине подмокать начала: видать, кровь из Капитановой раны натекает. И запах ее слышен стал. Соленый такой, острый запах. Прямо в голову шибает. И туманится голова, кружится слеганца.
Ребята движутся ходко, а Капитан-2, выпивоха, приотстал. Не ровен час, схлопочет себе подарочек с пылу с жару. Лох знает, что у Котенка на уме. А вдруг да он рядом скользит, выслеживает, выцеливает. Ему закон не писан. На меня он, между прочим, волком посматривал, факт.
Ребята переговариваются, беспокоятся о том же. «Скачем, как вши на блюдечке, а Котенок, налегке-то, нас, поди, обошел и на мушке держит, – Ананас хнычет. – Вот честное слово, каждую минуту жду – сейчас вдарит».
«А ты больше бы лез к нему, половой гигант, – подначивает Рябой. – Думаешь, чего Котенок в лес драпанул? Он ведь знал, на что подписывается. Ему назад дороги нет. Вот ухлопает тебя да еще пару таких же приставучих – и дело в шляпе. А последний патрон себе в лобешник».
«Чего ты каркаешь! – пугается Ананас. – Он что, придурок полный? Я же в шутку, я ж не со зла к нему лез. Больно ему надо ради меня такой цирк устраивать!».
«А зачем еще, по-твоему, приспичило ему в лес убегать, а?», – продолжает Рябой.
«На свободу захотелось».
«А правда, хорошо ведь в лесу, – пыхтит конопатый Крендель. – Птички поют. Никто над душой не стоит».
«Нормальная свобода, – издевается Рябой. – А жратву вам в лесу что, с неба спустят? Вот сказочники хреновы. Котенка в лагере разве на цепи держали? Да он и в яме-то ни разу не сидел. Победим нечистых – вот и будет всем нам свобода. А пока – война. Ты воюешь, тебя за это кормят. Не устраивает кого-то? Пусть идет к Котенку – прятаться по зарослям, жевать кору с деревьев».
Крендель не смущается: «А все-таки интересно, что там дальше, за лесом. Я бы поглядел».
«Под ноги себе гляди, – визжит Ананас. – Ветка мне прямо в рожу прилетела!».
Свобода. Выдумали тоже. Правильно Рябой пригвоздил – сказочники. Что там, за лесом? А не все ли равно. Ну, может, другой лес. А может, другой такой же лагерь, как наш, и другие такие же парни готовятся помереть в борьбе с нечистыми. Кто ее видел, свободу? Кто ее знает в лицо? Кому и на что она, к бесу, нужна, коли вся она – туман, один туман, да еще солоноватый запах. Запах крови, которая натекла из тяжелого мертвого тела. Капитан-1 – вот он сейчас свободен. Гуляет по райским садам, где текут ручьи.
Вот ежели случится, меня кокнут – вряд ли кто осилит меня на загорбке тащить. Больно я мясист, и кость у меня чугунная. Бросят, должно быть, в лесу, и дальше побегут.
Майор говорит: не называйте покойниками тех, кто погиб во имя Лоха. Живы они, живее многих. И вы, говорит нам Майор, были мертвецами, а Лох оживил вас, чтобы умертвить, а после вновь оживить.
Как представлю себя мертвецом – мурашки по коже. Ни на какие сады с ручьями не променял бы я нашу казарму, занятия, берег моря, волны. Смотришь на них, а на сердце пусто и радостно.